Это она все-таки хорошо придумала – поручить Бодлеру изучить содержание страничек всех сотрудников! Существование социальных сетей все облегчало. Девушка вспомнила Оруэлла с его прозрачными стенами квартир и усмехнулась. Никакого стекла не надо, все послушно сами все в социальную сеть выкладывают, смотри – не хочу, ешь чужую жизнь полной ложкой до отвала. В каждом живет жажда славы, пусть небольшой, но славы. Нам никакой Оруэлл не нужен, сами на публике обнажимся.

Москва, август 1589 года

Настроение у писаря Артемия Фокина сегодня было превосходное. С утра все ладилось как нельзя лучше. Одно к одному, целый гривенник получил от первого же просителя, купца Шубина. Затем свояк, писарь Стрелецкого приказа, выгодное дельце нашел на вечер: всего ничего – две грамоты и одно письмо выправить. А тут еще и непосредственный начальник, Басенков, похвалил за усердие и аккуратность. Для подьячего Фокин всегда старался, если надо, задерживался, по первому слову бросался выполнять поручения. Тятенька ему всегда говорил, что назад оглядываться незачем, а вот вперед смотреть да о будущности своей заботиться всегда надобно. Басенкову все место судьи пророчили, а там Федор мог и для него, своего верного слуги, место подьячего выхлопотать. От приятных размышлений Фокина оторвал голос Басенкова:

– Что тебе про боярина Шацкого известно?

Артемий подобрался, подумал чуток и стал отвечать:

– Род Шацких древний, уважаемый, да только одной родовитостью сыт не будешь. Деревеньки у него только три в кормлении значатся. По нынешним временам негусто. Да и девкам приданое выделить надобно. Были бы сыновья, на службу бы пристроил, а с девок что возьмешь? Расход один!

– То есть сыновей у него нет? – задумчиво пробормотал Федор.

– Были, да в малолетстве умерли, только дочки две и выжили: Анастасия и Анна. Старшей уже почти двадцать годков стукнуло. Засиделась девка. А сватов засылать никто не торопится. Хотя, что правду скрывать, некрасива, да и не богата, одно имя да дедовская слава. Младшая – красавица, по ней сын Ромодановского, Егор, сохнет, только боярин упрямится, мол, не к лицу младшую раньше старшей выдавать. Хотя, может, дело вовсе и не в этом, – пустился в рассуждения Артемий.

– Тогда в чем?

– А вот этого я пока, господин, не знаю.

– Тогда пройдись-ка по Москве, по ярмаркам, по кабакам и порасспрашивай о боярине, чем живет, дышит.

Артемий удивления своего показывать не стал. Знал, что Басенков лишних вопросов не любит. Раз хочет, чтобы он все про боярина разузнал, значит, все и разузнает. А Шацкий ему не случайно понадобился. Басенкова со следа сбить было непросто, недаром молодого подьячего сравнивали с гончей. Он был таким же упорным, быстрым и таким же умным, расчетливым, хладнокровным зверем. И очень опасным, особенно когда в черных, бездонных глазах зажигался хорошо знакомый Фокину огонек.

Ближе к полудню, разобрав самые срочные дела, Басенков решил наведаться в поместье боярина Шацкого. Слишком много следов вело туда. На этот раз Федор решил взять с собой дядю. Никто лучше Василия не изучил Москву и ее обитателей. Да и Василий был исключительно ловок и прекрасно разбирался в людях. Правда, несмотря на все эти качества, он иногда бывал излишне говорлив, сердце имел мягкое и главной задачей своей считал найти Басенкову подходящую жену. Боялся, что племянник проживет всю жизнь холостяком, как он, Василий. Но пока все его усилия по нахождению подруги жизни для Басенкова оканчивались неизменным крахом.

– Так и будешь бобылем! – возмущался дядя.

– Нам и так хорошо, да и некогда мне! – отнекивался Федор.

– Вот помру, останешься один-одинешенек на всем белом свете! – сокрушался пожилой мужчина.

– А ты не помирай, – советовал ему Федор.

И на самом деле, с дядей ему жилось хорошо, никакой головной боли, тем более что готовил дядя лучше любой самой расталантливой стряпухи, а уж в вопросе обустройства дома и порядка ватагу дворовых мог за пазуху заткнуть. Привычный Василий, изучивший все улочки и закоулки Москвы как свои пять пальцев, шел впереди. Федор, молодой, но более тяжелый, еле поспевал за дядюшкой. К счастью, боярин жил недалеко от Кремля, и большая часть дороги проходила по деревянным мостовым. Хотя часть досок прогнила, и зазевавшиеся прохожие частенько проваливались в грязь. Дожди в августе были обильные, и коричневую глинистую почву основательно развезло. Федору приходилось быть вдвойне осторожным. Там, где легкий как перышко Василий проходил без помех, он вполне мог завязнуть по колено. Наконец, показался окруженный частоколом дом Шацкого.

Федор сначала попробовал потарабанить в ворота. Ответа не было. Василий толкнул, и створки открылись сами собой. Похоже, в доме Шацких воров не боялись. Они зашли внутрь и огляделись. Первое, что бросилось в глаза: двор был мощен досками и чисто выметен. Хозяева были людьми хоть и небогатыми, но рачительными. Дворовые постройки тоже не были разбросаны как попало, как это водилось в большинстве боярских дворов. По левую сторону виднелись аккуратные конюшня и коровник, по правую – птичники и клети для припасов. Дом был двухэтажным, но приземистым. Богатая деревянная резьба украшала маленькие слюдяные оконца и высокое крыльцо с витыми колоннами. Хотя дерево было уже почерневшим от времени, но толстые, в два человеческих обхвата бревна выглядели солидно, и по всему было видно, что дом был построен на века. Холопы, судя по всему, были или в дому, или в примыкавших к поместью огородах. Сбоку, из конюшни, доносились голоса. Тон разговаривающих стал повышаться. Федор направился к конюшне, но в этот момент дверь распахнулась от пинка высокого широкоплечего мужчины лет сорока. Он был вне себя от гнева. Не обращая ни на кого внимания, он направился было к крыльцу, но, заметив посетителей, остановился. Через некоторое время в проеме показался его собеседник. Он напоминал вставшую на задние лапы крысу. Длинный подвижный нос, маленькие злобные глазки, узкий лоб и редкие, словно выщипанные усы только усиливали это впечатление. Глазки его блестели, а тонкие губы то и дело складывались в некое подобие радостной усмешки. Первый человек пришел в себя и решительным шагом направился к прибывшим.

– По какому делу пожаловали? – без всяких церемоний приказным тоном поинтересовался он.

Басенков представился. Лицо мужчины дернулось и застыло на мгновение, впрочем, с удивлением мужчина справился быстро и учтиво поклонился:

– Никифор Толоконников, тиун[1] боярина Шацкого, – с неожиданной учтивостью произнес высокий человек и поклонился, – следуйте за мной.

Внутри дома было чисто. Пол устелен цветными половиками. Двери были дубовыми, с изящной резьбой. Стены покрыты кое-где слегка потрепанными гобеленами, кое-где вышитыми полотнами. Богатства у Шацких не имелось, но хозяева были аккуратными и старательными.