— Кто такая эта Мэри Хортон? — спросила Эс вечером, уложив Тима спать.

— Какая-то старая дама из Артармона.

— Она очень понравилась Тиму?

Рон подумал о тридцати долларах в своем бумажнике и ласково посмотрел на жену.

— Похоже на то. Она хорошо отнеслась к нему, а работа у нее в саду по субботам займет мальчика и отвлечет от разных проказ.

— То есть даст тебе возможность болтаться по барам да ипподромам с приятелями, — истолковала слова мужа Эсме, наученная многолетним опытом.

— Черт возьми, Эс, разве можно говорить такие гадости мужчине?

— Ха! — фыркнула она, откладывая свое вязанье. — Что, правда глаза колет? Она ему заплатила?

— Несколько долларов.

— Которые ты прикарманил, разумеется.

— Ну не бог весть какие деньги. Сколько, по-твоему, можно получить за стрижку чертовой лужайки, ты, подозрительная старая дурында? Уж всяко не целое состояние!

— Покуда у меня хватает денег на хозяйство, мне плевать, сколько она платит Тиму! — Эсме встала и потянулась. — Выпьешь чайку, дорогой?

— О, спасибо, с удовольствием! Где Дони?

— Да откуда же мне знать? Ей двадцать четыре, и она сама себе хозяйка.

— Пока не ляжет под кого-нибудь.

Эсме пожала плечами.

— Молодое поколение живет по своим понятиям, отличным от наших, дорогой, и здесь ничего не поделать. И потом, хватит ли у тебя духа спросить Дони, где она болтается и не трахается ли с кем-нибудь?

Рон прошел на кухню вслед за Эсме, ласково похлопав жену по заднице.

— Нет, черт возьми! Она задерет свой длинный нос, уставится на меня свысока и разразится потоком мудреных слов, мне непонятных, и в результате я почувствую себя полным дураком.

— Как жаль, милый, что Господь не распределил мозги между нашими детьми чуток посправедливее. — Эсме вздохнула и поставила чайник на плиту. — Раздели Он их поровну, с обоими было бы все в порядке.

— Да ладно, слезами горю не поможешь, мать. У нас есть кекс?

— Фруктовый или тминный?

— Тминный, дорогая.

Они сели за кухонный стол друг напротив друга и быстро расправились с половиной тминного кекса, выпив шесть чашек чая на двоих.

Благодаря самодисциплине Мэри Хортон провела рабочую неделю в «Констебл стил энд майнинг» так, словно Тим Мелвилл никогда не появлялся в ее жизни. Как обычно, она снимала пиджак перед тем, как пойти в туалет, вела все дела Арчи Джонсона и устраивала разносы всем семнадцати машинисткам, посыльным и клеркам. Но дома каждый вечер она предпочитала обычному чтению возню на кухне, где изучала кулинарные книги и экспериментировала с выпечкой, соусами и пудингами. Осторожно расспросив миссис Паркер, она составила более ясное представление о гастрономических пристрастиях Тима и хотела предложить ему широкий выбор угощений в субботу.

Как-то во время обеденного перерыва она съездила в Северный Сидней к одному дизайнеру и купила очень дорогой кофейный столик рубинового стекла, а потом нашла пуфик, обтянутый красным рубчатым бархатом в тон столику. Яркое, сочное цветовое пятно поначалу действовало на нервы, но, привыкнув к нему, Мэри была вынуждена признать, что оно украсило гостиную. Голые жемчужно-серые стены внезапно приобрели теплый оттенок, и она невольно задалась вопросом, не обладает ли Тим, как многие умственно отсталые люди, инстинктивным чувством прекрасного. Возможно, когда-нибудь она пройдется с ним по художественным галереям и узнает, что там откроется его глазам.

В пятницу она легла спать очень поздно, с минуты на минуту ожидая звонка от отца Тима, который заявит, что не желает, чтобы сын работал садовником по выходным. Но звонка не последовало, и ровно в семь утра стук в дверь пробудил Мэри от крепкого сна. На сей раз она сразу же пригласила Тима войти и спросила, не выпьет ли он чаю, пока она одевается.

— Нет, спасибо, я сыт, — ответил он, глядя на нее сияющими синими глазами.

— Тогда можешь переодеться в маленьком туалете рядом с прачечной, пока я привожу себя в порядок. Я объясню тебе, что нужно делать в саду.

Мэри вернулась на кухню через несколько минут, ступая, по обыкновению, бесшумно. Тим не услышал шагов, и она тихо встала в дверях, глядя на него, снова потрясенная совершенством его красоты. Как ужасно, как несправедливо, подумала она, что в такой прекрасной телесной оболочке заключена столь примитивная душа; но в следующий миг она устыдилась. Возможно, raison d’être его красоты заключается как раз в том, что он остановился в своем развитии на пути к греху и пороку, сохранив младенческую невинность. Если бы он развивался нормально, он выглядел бы совершенно иначе, поистине боттичеллиевским персонажем: с самодовольной улыбкой и искушенным взглядом ясных синих глаз. Тим не имел ничего общего с миром взрослых, являя собой лишь внешнее подобие обитателей оного.

— Пойдем, Тим, я покажу тебе, что надо делать, — наконец сказала Мэри, разрушив чары.

Цикады вопили и орали из каждого куста, из каждого дерева; Мэри зажала уши ладонями, состроила Тиму гримасу и двинулась к единственному своему оружию, садовому шлангу.

— На моей памяти цикады никогда еще так не буйствовали, как в этом году, — сказала она, когда шум несколько утих и с отягощенных влагой олеандровых ветвей на дорожку мерно закапали капли.

— Кри-кри! — пророкотал бас-профундо цикады-хормейстера, когда все прочие голоса уже смолкли.

— Вот и он, старый поганец! — Мэри подошла к ближайшему к крыльцу кусту, раздвинула мокрые ветви и безуспешно вгляделась в темные недра куполообразной кроны. — Никак не могу его найти, — объяснила она, присаживаясь на корточки и с улыбкой оборачиваясь к Тиму.

— Он тебе нужен? — серьезно спросил Тим.

— Ну конечно! Он у них запевала, без него они, похоже, молчат.

— Я тебе его достану.

Он наклонился и легко проскользнул в куст головой вперед, скрывшись в нем по пояс. Сегодня он снял перед работой носки и башмаки, поскольку на переднем дворе не было бетона, до волдырей обжигающего подошвы, и мокрый перегной прилипал к его ступням.

— Кри-кри! — пробасила цикада, уже достаточно обсохшая, чтобы попробовать голос.

— Поймал! — крикнул Тим, выбираясь из куста и показывая сжатый кулак.

Мэри никогда еще не видела живых цикад, только сброшенные коричневые панцири насекомых в траве, и она опасливо отодвинулась в сторону, ибо, как большинство женщин, боялась пауков, жуков и разных холоднокровных ползучих гадов.

— Вот она, посмотри! — гордо сказал Тим, медленно разжимая кулак и удерживая цикаду за кончики крылышек только большим и указательным пальцами.

— Фу! — Мэри содрогнулась и попятилась, не разглядев толком насекомое.