У подъезда Фея окончательно решилась не идти на собеседование.

Войти в дом дернула не надежда – трудовых перспектив здесь явно искать не следовало, не ответственность – забила Фея на любые обещания и договоренности с будущим работодателем, не отчаяние… («Чего терять, кроме своих цепей? Отчего я вибрирую? Некоторые по десять раз за день работу меняют…»)

Подняться на второй этаж заставили почти утраченная лихость и любопытство – какой отчаянный лузер отважился поселить свое кадровое агентство здесь?

На месте звонка жиденькими усиками свисали два белых проводка. Она громко постучала. Из глубины квартиры раздался звонкий крик, приглушенный хлипкой перегородкой двери:

– Заходите-заходите! Открыто.

«Не буду бояться. Я ведь кого хошь порву!» – подумала Фея и толкнула незапертую дверь. Несмотря на безмятежность, на периферии сознания постукивали тревожные молоточки: «Ага, зайдешь, заломят руки за спину, свяжут и будут насиловать… бесконечно… пьяные, дизентерийные (почему дизентерийные? – ладно, не дизентерийные, вшивые) бомжи, чебуреки… гнойными членами… заставят жрать какие-нибудь колеса… потом рабство…»

«Рабство… рабство… рабство…» – достукивали молоточки, когда Фея помещала их в недоступную сознанию глубину.

Коридор был темный, короткий, захламленный мятой летней обувью. Фея шагнула в комнату, в которой полумрак рассеивался, обретая бесцветную серость зимних сумерек (удивительно – ведь на улице жарит солнце…). Пыльная, но прозрачная занавеска прикрывала грязные окна.

Комната стала бы достойным пристанищем московских бомжей, наркоманов, таджиков, вьетнамцев или черт-те кого еще – в нынешние, почти политкорректные времена их не позволяют именовать несолидными эпитетами.

Фея не метнулась на выход только потому, что царящий кругом беспорядок нельзя было представить жилым, притонным, годным к насилию. В нем угадывалась система – потуги на сохранение контроля над захватывающим пространство царством вещей.

Стены облепили старенькие шкафы, шкафчики и полки разной высоты, разной конструкции и странного содержания.

«Склад хронического старьевщика», – заключила Фея, ни разу в жизни не попадавшая на такой склад.

Комнату и мебель в ней заполняли предметы разного назначения: граммофоны, утюги, телефоны, старые чайники со свистками, самовары, потертые мягкие игрушки всевозможных размеров и расцветок…

Часть шкафов прикрывали двери, изборожденные потрескавшимся лаком. Какой хлам таился там, оставалось только догадываться.

У окна стоял большой двухтумбовый стол. За ним, спиной к тусклому свету, сидел худощавый субъект – маленькая плешивая голова, узкие плечи, руки гладят стерильно чистую поверхность стола.

Фея замерла на входе в комнату. Увиденного здесь хватало, чтобы не рассчитывать на перспективу интересной работы. Сумма тревожных впечатлений подталкивала хватать ноги в руки и тикaть отсюда без оглядки. Но…

Но тут маленькая голова заговорила:

– Фея Егоровна? Давно жду. Не пугайтесь здешнего убранства. Увы, не от меня зависит… кхе-кхе…

Фее не понравилось все, что он сказал.

Почему этот тип давно ее дожидается? (Она опоздала всего на несколько минут.)

Если убранство заведомо отпугивает, какого дьявола его не меняют?

Кто-то заинтересован в этом бардаке, а этот «кхе-кхе» тип не может ничего поделать?

– Действительно, необычно здесь у вас, – сказала Фея. – Коллекционируете?

– Э-э-э… нет. Как-то все само… – Еще одна нелепая фраза, растерянный всплеск руками. – Да вы проходите, проходите, присаживайтесь. Поговорим.

Мужик указал на табурет, прислоненный к покосившемуся шкафу.

В гробу она видела такие собеседования – на некрашеном табурете, в пыльной комнатенке убогой хрущобы отстойнейшего района Москвы.

Но блеющий голос и жесты плешивого были настолько неуверенны, просящие перепады голоса выдавали такую откровенную заинтересованность… Фея сдалась. Осторожно уселась на покачивающийся раритет и требовательно уставилась в лицо своего vis-a-vis.

По всем стандартным женским меркам мужик был жалок – неуловимый возраст между сорока и пятьюдесятью, бегающие глазки, большие уши, длинная худая шея, скошенный лоб, просторная залысина, большой нос, редкая бороденка и нездоровый румянец во всю щеку…

Внешний вид дополняла застиранная клетчатая рубаха, щедро расстегнутая на груди.

«Маньяк, растлитель малолетних, некрофил, потрошитель…» – перебирала Фея варианты, сгруппировавшись, чтобы в случае нападения крепко врезать в растерянное лицо этого никчемного мужичонки.

– Меня зовут Викентий С-с… э-э-э… просто Викентий, – заикаясь, подытожил потрошитель и упер глаза в стол.

Он так и не привстал со своего места. Фея вдруг подумала, что под президентским столом у «просто Викентия» вовсе не ноги – ну не нужен такой стол, чтобы под ним помещались обыкновенные человеческие колени. Там съежился гигантский комок щупальцев, растекшихся по полу, запутавшихся, чуть шевелящихся, скользких, не способных к броску. Этому монстру необходимо заманить жертву к столу, загипнотизировать и заставить шагнуть в это копошащееся месиво…

– Вы не стесняйтесь, двигайтесь поближе, – вдруг оживился Викентий. – Поговорим.

Для проформы Фея на несколько миллиметров сдвинула табурет, поставила на колени рюкзачок и достала письмо с приглашением на собеседование.

– Тэк-с, тэк-с, посмотрим… – Откуда-то из-под крышки стола «просто Викентий» выдернул толстую тетрадь, провел рукой по вытертой синей обложке и раскрыл где-то посередине.

Фея увидела ровные строчки, посеянные шариковой ручкой. Эта тетрадь на мгновение показалась ей более зловещей, чем нож, приставленный к сонной артерии.

– Глубоко в прошлом сидите. Как же технологии? Компьютеры? Программы подготовки кадров? – Фея решила перехватывать инициативу этого идиотского разговора.

– Недоступны-с технологии, – грустно поведал Викентий. – Сложные вопросы решать приходится.

«Точно – псих», – поставила диагноз Фея и перекинула конверт на стол:

– Как же вы со своими средневековыми каракулями смогли понравиться поролоновым королям?

– Мы кому угодно можем понравиться, – туманно парировал Викентий и тут же осекся.

«Тэкс-тэкс, разговор переходит в финальную фазу…»

Фея запустила руку в рюкзачок и сжала ручку своего кухонного ножа.

– Итак, Фея Егоровна, всего один вопрос. Это… э-э-э… это поможет подготовиться к собеседованию. Что с такой страстью заставляет вас искать новую работу?

Викентий довольно закивал головой. Словно перешутил квартет Урганта, Светлакова, Мартиросяна и Цекало. Бородка задрожала, зашевелились щупленькие плечики – что-то вроде множественных невротических тиков. Казалось, если он не будет подергиваться, то – замрет, весь обратится во взгляд, и разговаривать с ним станет еще тяжелее.