— Телефон здесь берёт?

— Тебе зачем?

— Отвечать вопросом на вопрос невежливо.

— А я вообще такой, не вежливый.

— Я заметила, — буркнула я.

Он откинулся на стуле, с интересом приглядываясь ко мне.

— Ты два дня молчала, я даже подумал, что Поляку реально повезло: идеальную бабу нашёл, но оказывается, ты просто с силами собиралась?

— Почему вы называете Серёжу Поляком?

— Ты забыла про погреб? Могу тебе его показать. Я буду добрым и даже позволю тебе взять с собой одеяло.

Я нервно сглотнула, уставилась в свою тарелку и несколько минут молчала. Потом собрала грязную посуду и прошла на кухню, чтобы её помыть. Тарелки были металлические, а я с тоской вспоминала свой новый фарфоровый сервиз, в нём тарелочки были почти прозрачные, с узором по краю. С каким бы удовольствием я сейчас разбила парочку.

— Можно я открою окно? В комнате душно. Гриша на окно посмотрел, с прищуром, затем на меня взгляд перевёл, и я поняла, что приценивается: пролезу я в него или нет. Я фыркнула.

— Не льстите мне. Здесь окна, как в бойнице. То, в каком именно направлении смотрел мой надзиратель, и какие именно выдающиеся части моей фигуры он оценивал, мне не понравилось. Я даже руками себя за плечи обхватила, скрываясь от его взгляда.

— Открой, — наконец решил он.

Следующим утром меня посетила страшная мысль, которая уничтожила последние крохи надежды. Как-то неправильно меня похитили. То есть, если верить знаниям, почерпанным из детективных сериалов и фильмов, жертв, которые в состоянии опознать своих похитителей, в живых не оставляют. А эти даже не прятались от меня. А уж физиономию Григория я вообще никогда не позабуду, в толпе среди тысяч узнаю, сейчас так кажется по крайней мере. Что же получается? Меня не собираются отпускать? Меня убьют? Вот в этой избушке на курьих ножках, и закопают где-нибудь в лесочке, под высокими соснами, шелест которых я так люблю. Вот они и будут вечно шуметь у меня над головой, вот только мне это будет уже безразлично.

Я долго комкала угол подушки, прислушиваясь к стуку топора, Гриша на улице дрова рубил, и не знал, что меня сейчас колотит, как в лихорадке. Именно в этот момент у меня кончилась выдержка. Я поняла, что ещё немного, и я заору. Вот честно, заору. Я здесь больше трёх суток, и за это время никто не приехал и не передал ни одной весточки. Да неужели за такое длительное время Серёжка не смог собрать деньги? Значит, что-то идёт не так. Значит, я в опасности. Никто не знает, где я. Да я сама не знаю, где я! В каком-то лесу, наедине с психом, который, судя по звуку, отлично управляется с топором. А где милиция, где Серёжкина охрана, которой он платит безумные деньги? Никто не смог меня уберечь от неприятностей, и помочь никто не может.

Я отпихнула от себя подушку и сдула со щеки прядь волос, уже далеко не чистых и не шелковистых. Стало ясно, что спасение утопающих, дело рук самих утопающих. Нужно выбираться отсюда. Мой взгляд снова вернулся к распахнутому окну. Теперь уже я прищурилась, прицениваясь. Маленькое, конечно, но если я очень постараюсь… Тренер в спортзале всегда хвалил меня за растяжку. Я с дивана поднялась и замерла, затаив дыхание, словно ожидая, что уже в следующую секунду Гриша подслушает мои мысли, ворвётся в комнату, схватит меня и посадит в погреб. Он посадит меня в погреб, ему это ничего не стоит!.. Но в комнату никто не ворвался, топор стучал в прежнем ритме, и я решилась. Подошла к окну, сдернула с него тряпицу, и пошире распахнула створку. Для начала высунула наружу голову, огляделась. Отсюда Григория видно не было. Я помедлила, затем осторожно просунула в оконный проём одно плечо. На одну секунду мне показалось, что я застряла. Пришлось приложить усилие, чтобы вырваться, хотя это усилие могло привести к обратному эффекту, и я могла застрять окончательно, как пробка в бутылке. Когда я на половину оказалась на воле, счастью моему не было предела. Я глубоко дышала, щурясь на солнце, упёрлась руками в стену, пытаясь протащить через окно нижнюю половину своего туловища, слава богу, широкими бёдрами меня природа обделила, поднатужилась… и вывалилась на зелёную травку, больно тюкнувшись лбом о землю и ободрав руку. Но я вылезла! Поднялась на ноги, машинально оглянулась, заглядывая в окно, и к своему ужасу увидела Гришу, который как раз открыл дверь и вошёл в комнату. Мы встретились взглядами, его перекосило, он кинулся к окну, будто надеялся схватить меня, а я припустила к лесу, перескакивая через грядки. Поначалу бежать было легко. Обуви на мне не было, только носки, я даже порадовалась этому обстоятельству в какой-то момент, как мне казалось, неслась я со скоростью света, но пробежав поляну и оказавшись в лесу, где под ногами сплошные коряги и выступающие корни деревьев, я очень быстро зашибла большой палец. Споткнулась, чертыхнулась, от боли из глаз слёзы брызнули, и я остановилась, прижавшись к стволу дерева. Знала, что нужно бежать, нельзя останавливаться, ведь Грише не потребуется много времени, чтобы обежать дом и кинуться за мной в погоню, и что-то мне подсказывало, что как бы быстро я не бегала, он бегает лучше. Он хищник, а я снова жертва. Но мне нужна была минута, всего минута, чтобы оглядеться и понять, в какую сторону лучше бежать.

— Вернись немедленно! — рявкнул он на весь лес, причём таким тоном, что только сумасшедшая решилась бы выполнить его просьбу. — Настька! Чёрт бы тебя взял!

Никто и никогда не называл меня Настькой. Настей называли, в основном незнакомые люди, родные и друзья звали Стасей, а этот дикарь сразу перешёл к оскорблениям. Я слышала, что он ещё кое-что добавил, правда, тише, но не менее эмоционально, и уж точно это не прозвучало приличнее.

— Я всё равно тебя найду! — выкрикнул он через минуту. — И ноги тебе выдерну, идиотка!

Я проскребла ногтями по жёсткой коре, не думая о том, что маникюру моему пришёл конец. А по поводу услышанного подумала, из последних сил набравшись злорадства: «Сначала найди. Идиот».

Он был совсем рядом, я слышала его голос, треск веток, шум, который он производил, обследуя заросли кустарника. Осторожно выглянула из-за дерева, и решила, что дальше ждать нельзя. Сделала пару осторожных шагов, хотела нырнуть за ель, но не успела, Гриша меня заметил, и мне ничего не оставалось, как кинуться прочь, как зайцу. Он ругнулся, громко и грязно, и побежал за мной, но я не оглядывалась. Неслась вперёд, не замечая того, что колючие ветки хлещут меня по лицу и плечам, перескакивала через коряги, падала и опять вставала. Я даже зарыдала от бессилия и страха. Меня догоняли, и это был ужас, кошмарный сон, который мучает иногда каждого человека. Ты убегаешь, а тебя догоняют, догоняют, твои преследователи всё ближе, и тебе не скрыться. Ты понимаешь, что тебе не скрыться.

— Да стой ты, дура!

Его голос показался мне издевательским, я перелезла через поваленное дерево с обезьяньей ловкостью, рукой вляпалась в какую-то гниль, взвыла от отвращения, упала на землю, решив затаиться ненадолго, но не удержалась и покатилась вниз по склону. Хорошо хоть катиться было недалеко, поднялась на ноги, снова побежала, оглядываясь на ходу, а потом остановилась, как вкопанная. Посмотрела на свои ноги, потом вперёд… по сторонам. Я стояла по щиколотку в грязной жиже, а вокруг… вокруг топь. И конца-края ей не видно. Даже деревья вокруг жиденькие и кривые. Крупная чёрная ворона пролетела над моей головой, села на кочку и грозно каркнула. Я сделала шаг назад, под ногами противно хлюпало. Я сделала ещё шаг назад, испугавшись, что меня может засосать. Я в кино видела, как люди в болоте тонут, не хотелось бы удостоиться подобной участи. Даже похищение в этом случае предпочтительней. Или нет?