Собаки ему не мешали. Среди них он чувствовал себя даже спокойней. Быть может, животные тоже испытывали к нему не меньшую симпатию, поскольку частенько приносили и клали к нему на постель недоеденные ими сушки и сухарики, полученные в угощение от хозяев.

Однажды теща Сергея ушла в магазин и, поскольку Павел находился дома, попросила покараулить бульон с варившейся курицей. Конечно, он согласился, несмотря на смертельную усталость. Как только хозяйка ушла, Павел закрыл глаза и повалился на свою раскладушку. Спал он чутко, видимо, чувствуя где-то внутри ответственность за поручное дело. Проснулся внезапно от обрушившегося на него мясного аромата. Подумав, что пора обедать, открыл глаза и увидел прямо перед своим носом, на подушке, половинку куриной тушки нежного белого цвета с одной ножкой и торчащими из нее опаленными волосками. Сев на постели, он увидел русских борзых, которые, глядя то на него, то на останки курицы, облизывались и нетерпеливо сучили передними лапами, словно говорили: «Давай быстрее, если ты не будешь, то мы это дело прикончим!»

Павел вскочил как ошпаренный. Он сразу вспомнил про охрану, которую ему поручили, и, схватив принесенную куру, побежал на кухню и бросил ее в кипящий бульон. Только после этого он почувствовал, что обжег себе пальцы, стал дуть на них, недоумевая, каким образом собаки смогли вынуть мясо из кипятка.

В этот момент он услышал, как в замке повернулся ключ и вошла теща Сергея. Она сразу прошла на кухню и, увидев открытую кастрюлю, спросила:

— Пенку снимал?

— Да, — без энтузиазма произнес Павел.

Хозяйка заглянула в кипящую воду и, увидев там целую сторону колеблющейся тушки, улыбнулась:

— За этими собаками нужен глаз да глаз! Им даже кипяток не страшен! Своей длинной челюстью цепляют крышку и снимают ее. А затем хватают мясо прямо из бурлящей воды!

— Неужели?! — вслух удивился Павел, подумав про себя, что надо срочно на заводе попросить комнату в общежитии.

Не дожидаясь общего ужина, Павел ушел на работу. Там представлял, как обнаружится пропажа в бульоне и его помянут недобрым словом. После смены, прямо с утра, он решительно направился к начальству с прошением.

Комнату от производства ему так и не дали, пришлось работать дальше. Чтобы как-то компенсировать причиняемое неудобство, Павел подрядился гулять с борзыми. В первый раз, когда одна из них во время прогулки схватила гуляющего без привязи пекинеса и подбросила вверх, Павел не поверил своим глазам. Мохнатый комочек перелетел прямо под ноги второй борзой и мгновенно очутился у нее в длинной крокодильей пасти. Еще бы чуть-чуть и этот баскетбол закончился трагически. Но пекинес был вырван из ее зубов и возвращен окаменевшей хозяйке.

На следующих прогулках Павел борзых от себя не отпускал и давал им порезвиться только когда поблизости никого не было. Эти, на первый взгляд, тощие и горбатые собаки носились, словно фурии. Были всегда готовы схватить и разорвать любого пса, как только он потеряет бдительность.

Неожиданно на завод пришла разнарядка. Предлагалось лучших комсомольцев отправить на службу в органы внутренних дел. Желающих было мало. Зарплата в милиции была в два раза меньше, но зато предоставляли общежитие. Павел получил рекомендацию и сходил на прием к замполиту управления внутренних дел. Тот пообещал устроить Павла кинологом. Это окончательно решило все. И вот он сидел перед начальником управления кадров и не мог вспомнить, кому же он хотел отомстить.

— Собак люблю! — просто сказал ему Павел в ответ.

— Легавых, что ли? — переспросил тот, став серьезным, — Ты у меня эти замашки брось! Негоже нашу родную милицию поносить почем зря….

— Да нет, — прервал его Павел, — я настоящих собак люблю. Мне замполит обещал работу в служебном собаководстве. Сказал, что у вас питомник есть.

— Ну, есть, — постепенно успокаиваясь, продолжал майор, — сейчас на реконструкции. Денег мало выделяют, вот и ремонтируется долго. Пока послужишь в патрульно-постовой службе.

— Хорошо, товарищ майор, — отозвался Павел, думая, что вопрос решится в течение нескольких месяцев.

— Ну, тогда вот тебе направление на курсы, а как закончишь, приходи — направлю тебя в действующее подразделение.

Через несколько месяцев Павел в звании ефрейтора снова был у того майора.

— Инструктаж пройдешь у комбата и приступишь к службе. Ты, случаем, институт не закончил? — спросил он подозрительно.

— Нет, товарищ майор, прилежания не хватило! — отозвался Павел.

— У нас оно тебе и не понадобится, — усмехнулся майор, — дело военное: слушай и выполняй! Понял?

— Так точно, товарищ майор, — отозвался Павел и пошел к выходу.

Комбат Чернов был старше Павла лет на пять. Зато выше ростом на целую голову и шире в плечах раза в два. Он с усмешкой осмотрел хилую фигуру Павла.

— В армии-то служил? — спросил он с пренебрежением.

— Так точно! — подобострастно отозвался Павел, как учили на курсах.

— Ну, хорошо хоть отвечаешь по уставу, — одобрительно отозвался комбат и назидательно продолжил: — чему учили на курсах — о правах задержанных, кодексы всякие, конституция — ты все это забудь. Нам здесь рассусоливать некогда. Нужно работать и порядок поддерживать… Ну, там поймешь! Сейчас вызову тебе старшего наряда, поработаешь с ним, всему научишься. А затем самостоятельно будешь службу нести. Извини, народу не хватает — напарника у тебя не будет. С этой перестройкой от батальона взвод остался. Солдат сокращают — генералов прибавляется. Скоро и мою должность сократят. Поеду тогда контрактником в горячую точку…

Он еще что-то хотел сказать, но махнул рукой, и Павел понял это как знак того, что пора уходить — встал и вышел в коридор. Уже там он расслышал голос комбата:

— Посиди на стуле, сейчас за тобой подойдут.

Старшим оказался Мамедов Али — полный невысокий азербайджанец лет тридцати пяти с улыбчивым лицом. На его погонах красовались старшинские полоски. Он представился Павлу, протянув пухлую небольшую ладонь.

— Будем дружить! — сказал он искренне. — Мы теперь напарники! Куда один, туда и второй. Все общее. Я тебя учу, а ты меня слушаешь и смотришь, что я делаю. Все запоминаешь. Потом будешь один, никто не подскажет! Тогда станешь сам себе командир. А пока я у тебя начальник. Ну, пошли.

Говорил он практически без акцента, словно всю жизнь прожил в средней полосе России.

— Сегодня наш объект это рынок у метро, — обратился он к Павлу, выходя из отделения милиции.

Ладожская постепенно благоустраивалась. Сносились деревянные торговые лотки под жиденьким навесом из черепицы. Ставились стационарные павильоны. Они выстраивались рядами прямо от выхода из метро, чтобы идущие с работы граждане непременно в них заглянули и что-нибудь купили.

Лето уже заканчивалось. Хотя казалось, что оно и не начиналось в этом году вовсе. Весь сезон люди проходили в плащах и резиновой обуви. Солнце выглядывало изредка, словно хотело засвидетельствовать свое вынужденное заточение пасмурным небом. Но никто не собирался приходить ему на помощь, и с утра снова моросил дождь.