ну вот! Ты плохо себя чувствовала, а я даже не знала! — сетует мама. — Говорила тебе: возвращайся домой! Одной жить очень сложно и небезопасно.

— Спасибо за предложение, но я, кажется, уже отвечала, что мне нравится жить одной.

Мама показательно кривит лицо и отворачивается.

Отец плавно катит по заснеженной дороге в сторону особняка Варламовых. Предпочтительно молчит. У него характер такой: папа не слишком разговорчивый, закрытый и безэмоциональный.

— Как у вас дела? — спрашиваю я примирительно.

— Да как тебе сказать. Не очень хорошо, — включается в разговор отец. — Я теперь безработный.

— В каком смысле?

— В прямом, Александра! Оптимизация кадрового персонала, — ломает он голос и кого-то пародирует. — Может, мать тебе говорила? На завод пришел новый начальник и сократил добрую половину штата.

— Какой ужас! — вспыхиваю я. — Ты же там десять лет проработал! Всё знаешь, всё умеешь!

— Но оказался за бортом.

Я продолжаю возмущаться. Негодую! Затем, почти до самого дома Варламовых, рассказываю родителям о приюте.

— К счастью, Давид пообещал, что поможет с трудоустройством, — заключает мама. — Голодными не останемся.

— Я тоже хотела попросить его о помощи с приютом.

Мама оборачивается, мечет молнии в мою сторону.

— Приют подождет. Пусть отцу для начала поможет.

— Этот приют создавал Костя. Думаю, в память о родном брате Давиду не составит труда немного напрячься.

— Александра! Неужели ты не понимаешь, чем это грозит? Думаешь, моя учительская зарплата поможет нам с отцом выжить? Молчи, умоляю!

Она растирает виски, всем своим видом показывая, что вопрос закрыт.

Отец останавливается у высокого забора и глушит двигатель.

Выбравшись на улицу, я громко хлопаю дверью. Не со злости. Просто у родителей древний автомобиль, и двери не всегда закрываются с первого раза. Я все мечтаю, что однажды накоплю на новый и подарю им, чтобы хоть немного мной гордились.

В доме шумно и полно людей. Ирина, жена Давида, коротко клюет меня в щеку и уносится в гостиную. Кажется, там дети разбили вазу.

Поздоровавшись со всеми гостями, мы с родителями садимся за стол. Вечер проходит прекрасно, в теплой атмосфере, хотя я, конечно же, предпочла бы поваляться дома.

Мы много разговариваем, делимся планами и житейскими историями.

Давид сидит во главе стола рядом с отцом. В какой-то момент ему звонят, он просит прощения и выходит из гостиной, чтобы поговорить. Я тут же следую за ним. Знаю, что мама начнет злиться, но другого шанса остаться наедине с братом Кости у меня не будет.

Замечаю его в коридоре. Сложив руки на груди, жду, пока договорит.

— Да. Да, Вань, сегодня всё в силе. Ага. До связи.

От имени невидимого собеседника Давида меня передергивает. Ну нет, это точно не тот самый Ваня. Я только-только перестала грызть себя, а тут очередное напоминание, которое вспышками воспроизводит в памяти фрагменты того сумасшедшего вечера: жадные поцелуи, прикосновения, теплые ладони, сжимающие грудь… Низ живота тут же ноет. Быстро тряхнув головой, заставляю себя прекратить.

— Саша! — восклицает Давид, увидев меня. — Как ты, родная?

— Всё хорошо. У тебя найдется минутка, чтобы переговорить?

Он кивает и указывает рукой в сторону кухни.

Опираясь бедрами о деревянную столешницу, я нервно кусаю губы.

Давид — почти копия моего покойного мужа. Они с Костей были погодками. Разные по характеру, но поразительно похожие внешне. Каждый раз, глядя на Давида Варламова, я непроизвольно вздрагиваю и ощущаю, как от тоски щемит сердце.

— Рита рассказывала о недавнем инциденте! — произносит он, возмущаясь. — Какой-то придурок напугал тебя!

— Да, было такое, — тут же киваю я. — Надеюсь, не испортила этим празднование.

— Всё в норме! Ты близко к сердцу не бери. Ритка сказала, что купила в супермаркете что-то попроще. Для молодежной компании сошло.

— Хорошо.

— Я волнуюсь за тебя, Саш. Может, поживешь с родителями? Одной, наверное, скучно? И психи всякие ходят!

— Если ты не возражаешь… я бы хотела продолжить жить в квартире… Могу платить аренду.

— Нет-нет! — вскидывает руки Давид. — Коммуналки достаточно. Если хочешь, то живи, конечно. Я просто подумал, что тебе плохо находиться в одиночестве с воспоминаниями о Косте.

— Мне гораздо легче, — заверяю его. — Два года прошло.

Возникает минутная заминка. Давиду приходит сообщение, он усмехается и что-то быстро печатает. Затем переводит взгляд на меня и смотрит так, будто успел забыть о моем существовании.

— Что-то еще, Саш? Мне надо перезвонить коллеге.

— Да, что-то еще. Одна маленькая просьба.

— Слушаю.

— Дело касается приюта. Его атаковали строители. Поставили железный фургончик, разгрузили там стройматериалы. Новый владелец завода дал нам месяц, чтобы исчезнуть. Но исчезать некуда.

Давид отрешенно слушает и периодически кивает.

— От меня что требуется?

— Возможно, вы пересекаетесь по работе и… ты не мог бы переговорить с Севером, чтобы он не трогал наш приют? Мы много места не занимаем.

— Ну как не занимаете, Саш, — ухмыляется Давид. — Территория у приюта приличная.

— И что нам делать? Костя бы очень расстроился, если бы узнал…

— Кости нет в живых, Саша. Так бывает. Не все в жизни легко складывается.

— То есть ты не поможешь?

— Извини, — разводит руками Давид. — Нам с Северовым предстоит тесное сотрудничество. Не хочу напрягать его такими пустяками.

Глава 12

* * *

Давид уезжает на час раньше, сославшись на важную встречу.

Оправдывается перед отцом, чмокает в щеку жену и убегает. Ира растерянно хлопает ресницами и пытается скрыть раздражение, но не выдерживает и все же срывается на детей — двухгодовалую Анечку и пятилетнего Михаила, которого назвали в честь дедушки.

Малышка лезет ко мне на руки, я развлекаю ее игрой в ладушки. Аня заливисто смеется. Хорошенькая девчушка. Глазки изумрудные, точно как у отца. И у Кости. У всех Варламовых такие.

Для остальных вечер заканчивается в десятом часу.

Мы долго прощаемся, выходим на улицу. Холодно, я дрожать начинаю и тут же забираюсь в машину, которая не успела прогреться.

Мама опускается на переднее сиденье. Ни слова не говорит, но судя по искрящему напряжению, которое царит в машине, она сильно злится. За то, что я ослушалась. Что влезла со своими животными туда, куда не просят. Кому они вообще нужны, правда? Пусть бродят по городу в поисках хоть какой-нибудь еды. Пусть становятся злыми и дикими. Пусть подохнут себе.

Ненавижу. Этот город. Этих людей. Эти вечера. Когда-то давно мы с Костей мечтали сбежать отсюда далеко-далеко, но теперь его нет. И возможности сделать это самостоятельно я больше не вижу.

Устало упираясь лбом в запотевшее стекло автомобиля, рисую на нем сердечко. Как-то совершенно не вовремя вспоминаю автомобиль Ивана. Дорогой, красивый, с салоном из светлой кожи. Мне кажется, у