Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Который снова его бросит, — с горечью заметила Дейзи.
— Что ты хочешь этим сказать?!
Кэлом овладела злоба. Он никогда раньше не стремился иметь детей, но теперь…
— Послушай, Кэл. Ты был прав, что уехал из Иглтона. Мы оба знаем, что ты не из тех людей, которые говорят: «Папа знает лучше». Ты слишком легкомысленный, чтобы быть хорошим отцом.
— Черт возьми, Дейзи, ты списываешь меня со счетов, не давая возможности показать тебе, что я изменился.
— Выжженное поле люцерны и сотни тысяч мертвых пчел доказывают, что ты ни капельки не изменился.
— Прекрасно. Думай что хочешь. Но одно точно: я узнаю, мой ли сын Трэвис. Утром, в понедельник, мы первым делом поедем в Корпус-Кристи и сделаем анализ крови. И не пытайся мне помешать!
Пораженная Дейзи смотрела на Кэла Кармоди. Исчезли улыбка, беспечное выражение лица, дразнящий огонек в его карих глазах. Перед ней стоял хмурый незнакомец, настроенный более чем решительно.
Он был похож на воина. Непоколебимый, стойкий, напряженный и готовый к сражению.
Встретив вызов во взгляде Кэла, Дейзи почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Она облизнула губы.
— Ч-что ты предлагаешь?
— Ничего. Просто ставлю тебя в известность. Я узнаю правду о Трэвисе.
Паника охватила ее.
— А что, если я не разрешу?
— Тогда я обращусь к адвокату. Ты не сможешь мне в этом помешать, Дейзи.
Семь лет она с ужасом ждала этого момента. Выражение лица бывшего возлюбленного говорило о его решимости. Если он возьмется за дело так же энергично, как некогда скакал на быках, у нее будут серьезные неприятности. Надо что-то делать.
— Ты думаешь только о себе. Это эгоизм! — Чем бы сбить его с толку? Как заставить лучше обдумать свои действия?
— Извини! — Кэл повысил голос. — Называешь меня эгоистом, а сама семь лет прятала от меня сына.
— Мы еще не знаем, твой ли он сын! — Дейзи отчаянно отбивалась от его обвинений.
— А чья это вина?
— Твоя. — Она ответила враждебно, в тон ему. — Это ты убежал, даже не оглянувшись ни на меня, ни на Розу.
— Я бы никогда не уехал, если бы знал о ребенке.
— Ага! — Слезы чуть было не потекли по ее щекам, но Дейзи взяла себя в руки. — Тебе легко так сейчас говорить.
— Вот поэтому я и хочу сдать кровь на анализ. Чтобы все исправить.
— Исправить? Ты думаешь только о своих желаниях. О своем искуплении вины, а не о том, что лучше для Трэвиса.
— Нет, подожди… единственное желание — это сделать жизнь своего сына лучше. И я узнаю правду!
Дейзи покачала головой и сложила руки на груди.
— Нет. Я этого не позволю. Он слишком мал. Для него это будет травмой.
— Сдавать кровь на анализ неприятно, но он стерпит боль. А вынесет ли он, что не знает своего отца?
— Меня беспокоит не укол.
Кэл изогнул бровь.
— А что же?
— А то! Я не собираюсь ему говорить, что его мать была шлюхой, а отец — негодяй.
Глаза Кэла горели настоящим огнем; руки сжаты в кулаки; на лбу выступили вены. Дейзи никогда не видела его в такой ярости. Странное ощущение охватило ее при виде его гнева. Оно было удивительно сродни… сексуальному влечению?
— Дейзи Хайтауэр, — сказал он наконец. — Твои слова несправедливы.
— Зато верны.
— Ты действительно этому веришь?
Она медленно кивнула. Как измерить те страдания, которые она перенесла, увидев обожаемого мужчину в объятиях своей сестры?
— Тогда я думаю, что мы никогда друг друга по-настоящему не знали, так ведь?
Его голос был грустен и тосклив, как будто ее ответ убил в нем всякую надежду.
— Думаю, не знали.
Кэл глубоко вздохнул и окинул взглядом выжженное поле люцерны.
— Дейзи, я не отступлюсь. Я должен знать, мой ли сын Трэвис, и я не могу ждать, когда ему исполнится восемнадцать. Я и так уже упустил семь лет его жизни.
Он сбросил комбинезон и повесил его на изгородь.
— В понедельник я приеду в семь утра. Тебе лучше не пускать Трэвиса в школу и приготовить его к поездке.
Всю субботу и воскресенье Кэл впадал то в гнев и возмущение, то в грусть и меланхолию. Он скрежетал зубами, думая, как обманула его Дейзи, но тут же напоминал себе, что она всего лишь старалась защитить сына и себя. Ему не хотелось этого признавать, но в двадцать один год он все-таки не смог бы быть хорошим отцом…
Но, черт побери, она лишила его возможности попробовать. А что теперь? Каким отцом он будет теперь?
Помимо своей воли он уже испытывал прилив неожиданной любви к рыжеволосому мальчику, так похожему на Дейзи.
«Остановись, Кармоди, — говорил он себе. — Не давай воли чувствам пока не будешь знать точно». Но эти разумные призывы не могли остановить судорожное биение его сердца, когда он пробрался к границе, разделяющей ранчо Кармоди и пчеловодческую ферму Хайтауэр, и стал наблюдать, как мальчик играет на заднем дворе.
— Мой сын.
Кэл произнес эти слова вслух. Они были непривычными, но приятными.
Сидя на корточках в траве и наблюдая за Трэвисом, который повис вниз головой на суку огромного дуба, Кэл испытывал огромное чувство вины. Он бросил Розу, когда она так в нем нуждалась! Может быть, именно это привело ее к самоубийству?
Черт. Он совершил столько ошибок! Возможно ли их искупить?
Кэл продолжал наблюдать за Трэвисом. Бедный ребенок выглядел таким одиноким. Таким спокойным. Серьезным и… заброшенным. Ему бы возиться с другими детьми, играть в бейсбол, прятки. В ковбоев и индейцев.
Смог бы Кэл воспитывать его подобающим образом? Ему хотелось думать, что смог бы. Ничто не может заменить мужского влияния. У Дейзи больше обязанностей, чем она в состоянии выполнить, какой бы хорошей матерью она ни была.
А он? Правильно ли он поступает, настаивая на анализе крови? А что, если он не отец Трэвиса? Что тогда будет думать о нем мальчик?
И как он сможет объяснить свое долгое отсутствие?
Кэл вздохнул. Какая неразбериха! Одинокий мальчик без отца. Женщина, которая трудится не покладая рук, чтобы свести концы с концами. Состоятельный мужчина без цели в жизни. Грустно. Они так разобщены, а им нужно быть вместе.
Эта мысль засела в голове Кэла, не давая покоя. Им надо быть единым целым, семьей.
Эта упрямая женщина стремилась к одиночеству, она несла его как священный крест.
Если бы она была с ним честной, он мог бы помочь ей в трудные времена. Он не понимал, что именно заставляло эту женщину избегать помощи и полагаться только на себя, даже когда такое поведение наносило ущерб ей и ее приемному сыну.