– Ну как, Васька, готово послание? – спросил великий князь.

– Готово, княже, – ответил секретарь, ловким уверенным движением стряхнув мелкие песчинки с листа на пол. – Прочитать?

– Не надо. – Великий князь опустился на стул, с хрустом разминая свои длинные пальцы. – Запечатай сию грамоту моей княжеской печатью и немедля отправь ее с гонцом к моим мятежным братьям в Великие Луки. Да гонца толкового подбери, дело-то важное!

– Исполню, княже, – промолвил секретарь, с шелестом сворачивая письмо в трубку.

– До полудня меня не тревожь, – сказал Иван Васильевич, не глядя на секретаря. – Я буду у великой княгини. Скажешь боярину Андрею Плещееву, пусть он соберет после обедни думных бояр в тронном зале. Нужно обсудить кое-что…

Расправив сутулые плечи, великий князь направился к дверям с закругленным верхом, ведущим в женские покои дворца. Его высокая фигура, облаченная в расшитое золотыми нитками длинное платно, с широкими рукавами до локтя, то попадала в поток солнечного света, льющийся в узкие окна, то оказывалась в голубоватой тени. Богато убранное жемчугом и драгоценными камнями оплечье, а также соболья шапка с роскошным верхом, дополнявшие наряд московского князя, блестели и переливались всякий раз, оказываясь в потоке солнечных лучей.

* * *

Доставить великокняжескую грамоту в Великие Луки Василий Долматов поручил Тимофею Оплетину, который хоть и недавно стал гонцом великого князя, зато выказал себя в этом деле смелым и находчивым. Дважды нападали на Тимофея в пути лихие люди, коих немало шастает по лесным дорогам, и оба раза он без ран и синяков ускользнул от разбойников.

– Через Волок Ламский и Ржеву не езди, – напутствовал Тимофея Василий Долматов, – города эти входят в удел Бориса Волоцкого. Мало ли что удумают тамошние людишки при виде гонца из Москвы, береженого Бог бережет. Езжай лучше через Дмитров и Тверь, друже. Пусть дорога через Тверь получится длиннее, зато целее будешь.

В Великих Луках не задерживайся, поспешай обратно в Москву с ответом от великокняжеских братьев. И пусть они письменный ответ дадут, а не изустный.

Выехав верхом на коне из Москвы через Фроловские ворота, Тимофей поскакал по раскисшей весенней дороге на север, к верховьям реки Клязьмы. К вечеру он был уже в Дмитрове, где поменял усталого коня на свежего. Из Дмитрова Тимофей выехал рано утром и, обгоняя медленные купеческие обозы, помчался знакомой дорогой в Тверь, куда он добрался уже затемно. Дальнейший путь Тимофея пролегал через Торжок, мимо озера Селигер, по новгородским лесам до быстрой реки Ловать, впадающей в озеро Ильмень. В верховьях Ловати находился город Великие Луки, давным-давно основанный новгородцами.

Городок был невелик даже по сравнению с Дмитровом и Торжком, обосновавшиеся здесь со своими княжескими дворами Андрей Большой и Борис Волоцкий терпели тесноту и острую нехватку провианта. Вздумав бросить вызов старшему брату, они толком не знали, как заставить Ивана Васильевича принять их условия и на какие силы рассчитывать, если московский князь станет грозить им войной. Потому-то мятежные братья с плохо скрываемым беспокойством приняли послание от великого князя, доставленное Тимофеем Оплетиным.

Оба князя со своими телохранителями и челядью расположились в двухъярусном тереме наместника, пустовавшем с той поры, как отсюда бежал вымогатель и притеснитель Иван Оболенский. Поскольку вся дворня мятежных князей и семьи их верных бояр не могли поместиться в тереме наместника, поэтому многие дома в Великих Луках, даже совсем ветхие, были заняты приближенными Андрея Большого и Бориса Волоцкого. Городок выглядел, как пристанище осевшего здесь огромного табора из нескольких сотен человек с женщинами и детьми, со спиханным в повозки скарбом, со множеством лошадей, коров и охотничьих собак.

На то время, покуда мятежные князья будут обдумывать текст письма от великого князя и сочинять ответное послание, Тимофея взял на свое попечение боярин Харитон Осипович Гомза, постельничий князя Бориса Волоцкого.

Семья постельничего ютилась в старом покосившемся доме на соседней улице, узкой и грязной. Прежние жильцы были выселены отсюда в одну из деревень, разбросанных вдоль реки Ловать.

Когда домочадцы боярина Гомзы сели за стол обедать, то к трапезе был приглашен и Тимофей.

По лицам супруги постельничего, ее старой матери, двух его юных сыновей и старшей дочери Тимофей сразу понял, как несладко им живется в Великих Луках. Из яств на столе было горячее варево из квашеной капусты и проса, каравай черного хлеба, немного молока и меда.

Проголодавшийся в дороге Тимофей с удовольствием принялся орудовать деревянной ложкой, уплетая за обе щеки жидкую похлебку с черствым хлебом. Его сотрапезники тоже принялись за еду кто с глухим ворчанием, кто с угрюмым молчанием. Старшая дочь постельничего то и дело поглядывала на Тимофея, лениво жуя хлеб и размешивая горячий капустный суп в своей тарелке.

Опорожнив свою тарелку, Тимофей тоже стал приглядываться к миловидной голубоглазой боярышне.

– Дочка, налей-ка гостю брусничного киселя, а то, похоже, наше молоко ему не по вкусу, – сказал боярин Гомза, сидящий во главе стола.

– Молоко-то скислось уже, а ты его к столу подаешь! – недовольно заметила супруга постельничего. – Да и такому черствому хлебу совсем не место на нашем столе! Его же стальными зубами грызть надо!

– Э, голубушка, ныне и в трапезной нашего князя такой хлеб подают, – невесело усмехнулся боярин Гомза, взглянув на жену. – Скоро и такого хлеба не будет. Амбары здешние пустые стоят, а села в округе все сплошь нищие. Одно слово – голодный край!

Ульяна, дочь Гомзы, принесла из соседней комнаты с печью глиняную кружку, наполненную до краев киселем. Протянув кружку Тимофею, Ульяна нечаянно пролила немного киселя ему на рубаху.

– Ну вот, внучка, суженого себе пометила! – засмеялась теща боярина Гомзы, голова которой была укрыта белым платком до самых бровей. – Эта примета верная!

Ульяна стала пунцовая от сильнейшего смущения. Она вернулась на свое место за столом и больше не глядела в сторону Тимофея, склонившись над своей тарелкой.

– Сколько тебе лет, младень? – обратился к Тимофею Харитон Осипович, отодвинув от себя недоеденный суп. – Из какого ты сословия?

– Родом я из бояр, – ответил Тимофей, – а лет мне уже двадцать пять.

– Женат или помолвлен? – вновь спросил Харитон Осипович.

– Я пока человек вольный, – улыбнулся Тимофей.

– Родители твои где живут? – продолжал выспрашивать Харитон Осипович.

– Померли мои родители во время морового поветрия, когда мне было десять лет, – сказал Тимофей с печальным вздохом. – С той поры я живу в Москве у отцова брата, который состоит старшим конюшим у великого князя.

– Что ж, младень, неплохо устроился твой дядя, – заметил Харитон Осипович. – Отец твой наследство тебе оставил какое-нибудь?

– Две деревни под Можайском на меня записаны со всеми земельными угодьями, – прихлебывая кисель из кружки, ответил Тимофей.