Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Дней через десять после йоля в Оленьих Полянах снова объявился Оттар Сыворотка, и его честное лицо выглядело озабоченным.
– Мне передали, что Фридлейв хёвдинг приглашает вас обоих к себе, – сообщил он вышедшему ему навстречу Асбранду. – Тебя и Снефрид. – И не успел Асбранд выразить удивление этому неурочному приглашению, как Оттар пояснил: – Есть кое-какие новости об Ульваре.
Асбранд провел его в дом, к очагу, и к ним вышла из женского покоя Снефрид.
– Фридлейв передал, что имеет некие новые сведения об Ульваре, – повторил для нее Оттар. – Я не знаю, в чем там суть, и не могу вам сказать. Но если вы соберетесь в дорогу сейчас, то я поеду с вами.
– Это… хорошие новости? – на всякий случай спросила Снефрид.
– Ммм… не знаю, – явным сомнением ответил Оттар. – Мне только передали… Ох, я забыл самое важное! Прибыл Олав ярл с дружиной. А с ним – Фроди и Кальв. Думаю, это все идет от них.
– Уж от этих двоих нам едва ли стоит ждать добра!
– Вы поедете?
– Конечно, мы поедем! Присядь, мы сейчас соберемся.
Отец стал отдавать распоряжения Мьёлль, Колю и Барди, их второму работнику, Снефрид ушла переодеваться. Пока она рылась в ларе с цветной одеждой, у нее дрожали руки, в мыслях мелькали все ее домыслы: Ульвар в золотой палате, Ульвар в черном ущелье… Неужели уже сегодня, после двух с лишним лет неизвестности, она узнает, где же он на самом деле!
Бьёрн конунг, слишком старый для путешествий, сам не ездил по пирам уже лет двадцать, и Снефрид никогда его не видела. Вместо Бьёрна каждую зиму дружину возил по стране его единственный ныне живой сын, Олав ярл. Олаву самому было уже около пятидесяти; каждую зиму после встречи возникали разговоры: мол, ему, должно быть, давно надоело ждать, когда отец пересядет на погребальный стул и освободит престол. Другие говорили, Олав, должно быть, почитает себя счастливым, что не разделил судьбу своих родичей, братьев и племянников, которые один за другим гибли в молодых годах, чтобы старый Бьёрн мог добавить их недожитую жизнь к своей. Снефрид вспоминала об этом, пока они втроем ехали к большой усадьбе Лебяжий Камень; заодно ей приходили на память речи Хравнхильд, и делалось неуютно. У Олава имелся сын Бьёрн; они двое да еще Эйрик с его младшим братом, которых старый Бьёрн не признавал, составляли круг его наследников. И если бы она, Снефрид, поддалась на уговоры тетки и взяла в свои руки жизненную нить Эйрика, это поставило бы ее в положение врага и Бьёрна конунга, и его сына Олава, которого ей сейчас предстоит увидеть.
Как будто ей своих забот мало!
До усадьбы Лебяжий Камень было больше трех роздыхов, и добирались около половины дня. По пути остановились погреться и покормить лошадей в усадьбе Искристый Ручей.
Усадьба Фридлейва лежала в долине, холмами защищенная от ветра с севера. Издали большой хозяйский дом напоминал перевернутую лодку – видно, ту самую, с которой Тор ловил в море Змея Мидгард. Немного выпуклая крыша из серой дранки, низко нахлобученная на стены из поперечно уложенных бревен, походила на шкуру того самого змея. В разные стороны от просторного теплого покоя отходили более узкие пристройки разного назначения. В последние дни было тепло и снег весь сошел; вокруг дома по долине бродило множество лошадей, на которых приехал Олав с дружиной. Он возил с собой по сорок человек и в каждом корабельном округе останавливался на три дня; в эти дни местный хёвдинг обязан был кормить его людей и поить пивом. Конечно, ни один самый богатый хозяин таких расходов бы не выдержал, и на это кормление Фридлейв после сбора урожая взимал подать со всех жителей своего округа: соленую и вяленую рыбу, скот, медом, ячмень и рожь для пива и хлеба.
Асбранд и Оттар с трудом отыскали свободное местечко на длинной коновязи, идущей вдоль всего дома: повидаться с сыном конунга съехалось немало народа. Женщин на эти пиры не приглашали, и на Снефрид, одетую в ее лучшее цветное платье, косились с любопытством и пониманием. Всем было ясно, зачем она здесь. Снефрид и жаждала, чтобы кто-то поскорее поведал ей новости, и боялась этого.
– Ступайте в дом, хёвдинг и Олав ярл сейчас там, – сказал им здешний управитель, Сальгард. – И с ними еще кое-кто из ваших давних знакомых!
Его ухмылка ничего хорошего не сулила. Попросив отца подождать ее, Снефрид обошла дом и зашла со стороны женского покоя – эта пристройка имела отдельную дверь. Фридлейв давно овдовел, и хозяйство в доме вела его старшая сестра Тордис, тоже вдова – особа рослая, полная, с уверенными и властными замашками. Взгляд у нее был такой, будто она не видит даже того человека, к которому обращается. Ульвар когда-то прозвал ее Тордис Корабельная Корма – намекая на изрядную ширину в нижней части.
Войдя, Снефрид окинула взглядом покой: служанки Тордис были заняты у нескольких больших котлов, готовя еду к вечернему пиру. Она сняла грубый плащ, в дороге защищавший ее от дождя и ветра, надела привезенную с собой желтую накидку, обшитую тканой шелковой тесьмой. Платье на ней было песочного цвета, хангерок поверх него – буро-красный, а шерстяной чепчик – травянисто-зеленый, обшитый плетеным цветным шнуром. В таком наряде Снефрид не сомневалась, что может смело предстать даже перед сыном конунга, вот только бы согреться немного, чтобы румянец ушел с кончика озябшего носа и остался только на щеках. Подойдя к очагу, она поздоровалась с женщинами и протянула руки к огню.
– Вот и ты! – перед нею появилась Тордис, уперев руки в необъятные бока. – Да, помню, вчера за тобою посылали.
– Привет и здоровья тебе, госпожа Тордис, – Снефрид улыбнулась ей, как улыбалась женщинам – широко, показывая отсутствие задних мыслей. – У вас все здоровы? Должно быть,