Витька привел Женю к себе, мамы и бабушки не было дома. Когда он, изнуренный месяцами страданий и воздержания, излился на Женю ниагарским водопадом, она вскрикнула от отвращения. Ей никто про это не рассказал. Теоретически Женя знала, что такое семяизвержение, но не представляла себе, каково это в реальности, и ей не понравилось.

– Какая гадость! Что это, ты с ума сошел? – Она скинула Витьку с себя и вскочила с кровати.

– Ты о чем? Что случилось? Я сделал тебе больно?

– Ничего мне не больно. Почему это так воняет?

– Ты имеешь в виду сперму?

– Зачем ты сделал это на меня? Посмотри, ты мне всю комбинашку испачкал. – Женя так и не разделась до конца.

– Вообще-то так не должно быть, – пожал плечами Витька, – но мы же не хотим, чтобы ты забеременела, вот так и получилось.

Помывшись с мылом три раза и застирав комбинацию, Женя, по-прежнему в возмущении, поехала домой. Витька пошел ее провожать и всю дорогу шел позади на расстоянии нескольких шагов, близко его к себе Женя не подпускала.

У Витькиных родителей была дача в Болшеве, и Витька с Женей ездили туда на электричке с Ярославского вокзала. В межсезонье там было безлюдно, что их очень устраивало.

Витька без конца говорил о биофаке. Из его рассказов выходило, что это лучшее место на земле. Он уговаривал Женю после школы попробовать поступать именно на этот факультет.

– Обрати внимание: Игорь, Антон, Марат… Ты же видела их, они все профессорские дети, из богатых семей, с такими связями – ого! – а выбрали именно биофак, – заливался соловьем Витька.

– Да, – кивнула Женя и осторожно произнесла: – А тебе не кажется, что они над тобой постоянно… м-м-м… подшучивают, что ли?

– Ты заметила? А ведь я – лучший студент факультета, учусь как зверь, получаю повышенную стипендию. А они со своими шуточками как будто до конца не воспринимают меня всерьез. И в то же время Бяшу слушают с открытыми ртами, что бы он ни сказал, соглашаются. Он их называет в шутку «моя свита». Куда он, туда и они…

Женя слушала и кивала, а сама думала, что должна поговорить с родителями. Они хотели, чтобы она шла в Менделеевку. Семен Григорьевич там преподавал, у него имелись связи, это было надежно. «Я хочу учиться в университете, – решила для себя Женя. – И плевать на пятый пункт. Другие ведь как-то поступают».

Стояла весна, они с Витькой лежали под большим дачным окном с развевающейся занавеской, сквозь которую пробивался солнечный свет, пахло сухой мандариновой коркой, оставшейся от отмечания Нового года, оттаявшей землей, и каждые двадцать минут гудел свисток паровоза.

5

Шли выпускные экзамены. Женя все время проводила в школе, готовилась к выпускному вечеру – она была одновременно его драматургом, режиссером, композитором и ведущей. Кроме того, надо было позаботиться о платье, и Женя решила сшить его сама. С Витькой они виделись все реже. Еще успели отметить окончание школы в ресторане на двенадцатом этаже гостиницы «Москва», а потом он уехал в Чашниково, на летнюю биологическую практику.

Летом, вместо того чтобы готовиться к поступлению в институт, Женя бесцельно шаталась по городу. Поступать в Менделеевку она отказалась наотрез. Про университет Семен Григорьевич и слышать не хотел, конкурс на биофак был огромный, он говорил, что Жене с ее фамилией ничего там не светит, она не поступит и потеряет год. Он направил ее к своему старинному другу дяде Изе, декану недавно созданного факультета радиоэлектронной аппаратуры в МАТИ. Чтобы не спорить с отцом, Женя поехала на Берниковскую набережную в МАТИ. Дядя Изя устроил ей экскурсию по институту, но она знала, что учиться там не хочет.

Наконец Витька позвонил. Не дав ему раскрыть рта, она засыпала его предложениями о походах в кино, театры, куда-нибудь, только бы не думать о «претензионном приборостроении».

– Пре-ци-зи-он-ное, – по слогам поправил Витька. – Значит, высокоточное. Ты бы овладела терминологией, а то над тобой смеяться будут.

– Я посмотрю на того, кто будет надо мной смеяться, – хмыкнула Женя. – Ладно, это все ерунда. А главное, я записалась на курсы подготовки к поступлению на биофак. И там познакомилась с Машей Шаховой, она принимала у меня документы. Маша говорит, что вы с ней на одном курсе. Здорово, правда?

– Машка? Ну, она на другой кафедре, на генетике, кажется. Пустая баба, из нее ничего не выйдет.

– Что значит, «ничего не выйдет»?

– А то, – с пренебрежением сказал Витька, – что она на четвертом-пятом курсе выскочит замуж, нарожает детей и устроится старшей лаборанткой в какой-нибудь занюханный институт. Это высший предел ее карьеры.

– Ну, не знаю. Она одну очень важную вещь мне посоветовала – поступать не на дневное отделение, а на вечернее. Она говорит, что на факультете сейчас кампания по профориентации. Тем, у кого год стажа по специальности, помогают на экзаменах. Если окончить первый курс с хорошими оценками, можно будет потом перевестись на дневное отделение.

– Никого не знаю, кто бы с вечернего перевелся. Я бы на твоем месте пошел поступать к отцу, – заявил Витька.

Женя ушам своим не поверила:

– Но ведь ты мне сам говорил про биофак…

– Одно дело мечты, другое – реалии жизни. В Менделеевский ты точно поступишь, и отец тебе потом сможет помочь с работой, – проговорил Витька. – Но я, собственно, звоню сказать, что через два дня уезжаю отдыхать. Мы не успеем встретиться, у меня еще куча дел.

– Как – отдыхать? Ты не дождешься меня? – растерялась Женя.

– Нет, мы едем университетской компанией, и билеты уже куплены.

И Витька, к полному недоумению Жени, на самом деле укатил отдыхать.

В день его отъезда Женя пошла в МАТИ на первый вступительный экзамен по математике, получила листы с заданием, посидела и сдала их, ничего не написав. Родителям она не стала говорить, что даже не думала ничего решать, наврала, что получила двойку.

Лето закончилось, Витька не звонил. Дома у него к телефону никто не подходил. Наконец трубку взяла его бабушка.

– Да, Витя в Москве, но его нет дома.

Дома его не было теперь постоянно, сколько бы Женя ни звонила. Пару раз она ездила на Лесную, стояла под окнами в тайной надежде, что вот прямо сию секунду он повернет из-за угла, увидит ее, обрадуется, подбежит, обнимет, и все пойдет, как было. Но чуда не произошло, она ни разу Витьку не увидела. Объяснение состоялось по телефону.

– Но как же так? Почему? – Женя сама понимала всю бессмысленность вопроса, но удержаться не могла.

– Ну, все преходяще в жизни, – равнодушно и отстраненно произнес Витька. – Все приходит, все уходит.

…Женя рыдала у себя на кровати, накрывшись с головой одеялом. Елизавета Львовна села у нее в ногах, погладила по голове. Жена порывисто обняла мать.

– Мама, но почему, почему? Я не понимаю. Как такое может быть?