Ее помощница выразительно пожала плечами.

— Конечно. Я это и имела в виду. А если он был чем-то еще…

— Черт возьми, Дольчи, что ты говоришь?

— Послушай, кому какое дело, если он… если ты и он… — Лицо Дольчи стало пунцовым. — Я никому ничего не скажу, Оливия, даже если парень из «Чаттербокса» придет что-нибудь выведать. Я только скажу ему, что считаю его мразью, способной печатать такую чепуху о тебе.

Оливия почувствовала, что бледнеет. Она схватилась рукой за спинку стула, чтобы не упасть.

— Обо мне?..

— Ну да, — Дольчи кивнула, совсем расстроившись. — О… о вас с Райтом.

— Какую чепуху? — Оливия облизнула пересохшие губы. — Что он ссудил мне деньги для покупки этого магазина? Это ты имеешь в виду? — Дольчи кивнула и, покопавшись в сумке, вынула оттуда свернутую газету.

— Вот, — пробормотала она, — будет лучше, если ты сама прочтешь это.

Оливия молча взяла газету. Крикливый заголовок бросился ей в глаза и показался приговором.

«Финансист-миллионер выстлал перьями тайное любовное гнездышко», — и ниже более мелким шрифтом шло: «Саттон-Плейс — приют для Чарлза Райта и темноволосой таинственной незнакомки».

Газета дрожала в руках Оливии, пока она смотрела на страницу, внизу которой она увидела нечеткую черно-белую фотографию высокой, стройной женщины, выходившей из спортивной машины и повернутой спиной к камере, ее темные, до плеч волосы рассыпались по плечам. «Вам известна эта великолепная птичка?» — вопрошала подпись.

У Оливии перехватило дыхание. Да, — подумала она, — я знаю ее. Конечно, я знаю ее.

Это была Риа.

— Тебе не стоит беспокоиться.

Оливия недоуменно посмотрела на Дольчи, которая очень внимательно наблюдала за ней.

— Беспокоиться о чем?

— Я никому не расскажу, ни единой душе.

— Хорошо, — рассеянно сказала Оливия, продолжая разглядывать фото. — Мне бы не хотелось, чтобы кто-то узнал. Будет неприятно, если вся эта огласка…

— О, я понимаю. — Дольчи коснулась руки Оливии. — Мистер Райт нипочем бы не хотел, чтобы твое имя смешивали с грязью. Зачем? Он всегда относился к тебе так… так вежливо. Никто не догадается, что вы с ним… что ты и он были…

Оливия в ужасе посмотрела на девушку.

— Но это не я, — живо сказала она. — Это…

Это Риа, чуть не проговорилась она. Но Дольчи с Риа никогда не встречались, Риа не была в магазине со дня его открытия. Кроме того, как она может сказать обо всем Дольчи?

Она снова посмотрела на фото. Да, это была Риа. Но если этого не знать, то можно легко подумать, что это она, Оливия, с ее темными, развевающимися волосами, Оливия, выходящая из небольшого черного «мерседеса» Чарлза Райта…

— Это не я, — снова повторила она.

— Конечно, не ты, — проговорила Дольчи с состраданием, но в ее словах и в том, как она их произнесла, Оливия определенно уловила мысль: мы обе знаем, что это ты, Оливия, но если ты не хочешь этого признать, то я тебя понимаю.

— Я не осуждаю тебя, и никто не осудит, если у него есть хоть капля здравого смысла. Если бы это была ты, то они бы написали об этом. — Дольчи провела языком по губам.

Оливия взглянула на нее.

— Уже поздно, — сказала она мягко. — Почему ты не идешь домой? Очень мило с твоей стороны, что ты задержалась на работе.

— Послушай, если тебе надо поговорить… Если тебе нужна поддержка… Сегодня вечером я могу еще задержаться, или же мы можем пойти куда-нибудь перекусить…

— Нет, — быстро ответила Оливия, — нет, все хорошо. Ты иди. Со мной все в порядке.

— Ты уверена?

Оливия кивнула.

— Уверена, — сказала она, пытаясь улыбнуться. — Я сейчас поднимусь наверх, надену халат и приготовлю себе омлет, потом приму горячий душ и заберусь в постель с хорошей книгой.

Оливия неподвижно стояла, прислушиваясь к стуку каблуков Дольчи по ступеням лестницы, затем к глухому удару захлопнувшейся двери, и тогда только подошла к письменному столу и опустилась на стул.

О, господи! Что же это! Сначала Эдвард Арчер, теперь Дольчи. Как она могла подумать? Неважно. Оливия сможет это пережить.

Оливия разложила газету на столе. Ее лишила покоя и эта статья, полная двусмысленных намеков, и фото. Газетенки вроде «Чаттербокса» гордятся своей настырностью, с которой они отыскивают историйки — чем грязнее, тем лучше. Что, если репортер газеты появится у ее двери?

Резкий звук звонка нарушил ее сосредоточенность. Оливия встрепенулась, ее сердце заколотилось. Репортер? Нет, не может быть. Никто не смог бы, даже связав одно с другим, узнать ее имя. Во всяком случае, так быстро.

Дольчи, — подумала Оливия, спускаясь по лестнице. Ну, что ж, она предложит девушке войти и выпить чашку чая или бокал вина, а затем отошлет ее. И Оливия отперла дверь.

— Заходи, дорогая, — сказала она, открывая дверь. — Ты такая милая и очень настойчивая…

Слова застряли у нее в горле. В слабом свете уличных фонарей стояла не Дольчи. Это был Эдвард Арчер.

Она уперлась в дверь и попыталась ее захлопнуть. Но он был проворнее и сильнее и протиснул плечо в дверной проем.

— Откройте дверь, мисс Харрис.

— Убирайтесь! — Ноги Оливии заскользили по полу, когда она всей тяжестью тела навалилась на дверь.

— Вы слышите меня? — задыхаясь, проговорила она. — Уходите, не то я, я…

— Что вы? Вызовете полицию? — Он издал звук, похожий на смешок. — Мы оба знаем, что вы не сделаете этого. — Он еще нажал на дверь, и Оливия почувствовала, как та подалась.

— Откройте дверь, а то я ее выломаю.

Он способен на это, — подумала она с озлоблением. Он был сильным и действовал решительно. Он был из тех мужчин, которые ни перед чем не останавливаются на своем пути.

Как только она отступила, он проник в темноту магазина. Дверь захлопнулась за ним. Оливия попыталась пройти мимо него, чтобы включить свет, но он схватил ее за запястье.

— Кого вы поджидаете? — спросил он холодным, приглушенным голосом. Сердце Оливии сжалось.

— Отойдите.

— Мужчину, — сказал он, отвечая на свой вопрос.

Он еще сильнее сжал ее руку и приблизился к ней вплотную. Она почувствовала запах ночного воздуха, смешанный с особенным запахом мужчины.

— Еще один любовник, Оливия. Мне кажется, прошло достаточно времени, чтобы свыкнуться с трагической утратой.

Чего он пытается добиться? Запугать ее? Не хочет ли он доказать, что без особого усилия может взять верх над ней?

Ну, что ж, пусть она будет проклята, если позволит ему получить такое удовольствие.