Снарядился охотник, лепёшки припас, двух борзых с собой взял и отправился в горы. Идёт вперёд, не оглядывается, добрался наконец до крутого утёса — ни ногой не ступить, ни рукой зацепиться. Белый тур в Дали превратился: «Подарила я тебе в знак любви ожерелье, где оно? На груди у красавицы Тамары видела. Земную полюбил? Царицу гор забыл? Хорошим охотником ты был, Беткил».

Отомстила Дали за измену, оставила охотника на скале. Не хотелось Беткилу с жизнью расставаться, вспомнил всех, кого Дали погубила, знал понаслышке, что однажды подстрелил охотник златорогого оленя, а Дали стрелы в лоб охотнику запустила.

А к этому времени к скале вся деревня подступила, с факелами искали пропавшего охотника. Видят, висит человек на одной руке. «Внизу медведь меня дожидается, моим мясом хочет полакомиться. Сверху орёл клекочет, глаза выколоть хочет. Постелите бурку, спрыгну. Пусть Тамара рукой помашет, спасусь!» — закричал Беткил. Взмахнула рукой Тамара, ожерелье Дали показала. Спрыгнул со скалы охотник, да не дотянул до земли, в воздухе исчез. Упала из глаз изменника на ожерелье тяжёлая слеза и рассыпалась в бусинки по снегу, а на их месте подснежники появились.

Был день Читипапоба, трудилась вся деревня. Женщины из муки кашу варили. Дети, взобравшись на крышу, кричали матерям:

«Что готовишь, мама?»

«Читипапу».

«Кому?»

«Тебе и твоему брату, разгонщикам птиц».

«А птицы где?»

«Там, где вырубка, отнесите им свою долю туда, где они пьют и едят».

И дети деревянными ложками измазывали стволы деревьев кашей, чтоб урожай спасти.

Неожиданно всю деревню всполошили крики: «Беда идёт, чума явилась!» Побледнели матери, окружили вестников. Миндиа и Гахуа клялись именем Копалы, что видели трёх злых духов, сидящих на трёх ослах, — чёрном, белом и красном. «У каждого на хвосте стрелы висели. У чёрного с чёрными перьями, белого — с белыми, у красного — с красными. Прикоснёшься к чёрному — сразу погибаешь, до красного дотронешься — или спасешься, или нет, а белый — к выздоровлению». Перепугались женщины, собрали пожитки подальше от беды убраться. Успокоил всех Миндиа: «Мы Гуданскому кресту о злых умыслах злодеев сообщили». Только слово вымолвил — появился на белом коне сын божий, разбросал злых духов — исчезли, словно и вовсе их не было. Спаслась деревня. А злые духи Миндиа и Гахуа решили отомстить: навели на них болезни. Но выпустили оба из себя чёрную, нездоровую кровь и выздоровели, только ослабли очень. Обрадовались каджи — слабого Миндиа легче одолеть, — напали, схватили и приготовились съесть его. «Лучше умереть, чем быть съеденным каджами», — подумал Миндиа и отведал каджавскую змеиную похлёбку — умереть не умер, а мудрым стал. Трава, деревья, кусты с ним шептались, птицы новости приносили, звериные рыки человеческим голосом откликались. Решил Миндиа свой дар на благо односельчан использовать и задумал сбежать из Каджаветской крепости. От крепости мост был перекинут, усыпанный чёрной золой. На нём следы хорошо были видны. Каджи задом наперёд ходили, человек — прямо. Понял Миндиа, что заметят его следы каджи, догонят. Призадумался. Вдруг откуда-то появились дети — хотя непонятно, как в Каджавети дети очутились, но они всем попавшим в беду помогают. Схватили Миндиа за руки и задом наперёд по мосту перевели. Вот и пойми, кто прошёл — человек или каджи?

А возвратившийся Миндиа людей лечить стал, со всех сторон к нему за лекарствами приходили. Понимал Миндиа, какая трава, какой цветок от какого недуга излечивает, собирал, сушил, лекарство изготовлял. Отовсюду голоса ему слышались: хвоя, ветка, грибы, мох, травы помощь предлагали. Но одолела Миндиа печаль — ни траву скосить, ни рыбу поймать, ни плод сорвать не в силах, всех жалеет. Взмолился, попросил у бога совета. Прилетел белый голубь, сел на плечо. Понял Миндиа, что святилище его призывает, нарубил дрова, скосил траву, заколол скотину и пошёл по белу свету счастья искать. Долго ли шёл — дошёл до одной деревни, там жили крошечные человечки, бецецуками назывались. Самый высокий в средний палец величиной был, самый маленький — в мизинец. Они дома строили из щепок, веток, такие же маленькие, как сами были. Присел Миндиа на пень, засучил рукава и в мгновение ока построил им целый городок из хворостинок — с мостиками, дворцами, тоннелями. Пожаловались бецецуки, что покоя им нет от врагов — каджей и каджунь. Опечалился Миндиа, что не справиться ему одному с каджами. Но в это время появился Гахуа, побратим, и крикнул: «Друг всегда в беде поможет!» Набросились они на каджей, ещё и Копалу на помощь позвали, да и бецецуки не сплоховали — завизжали каджи, кошачьими лапками стали отбиваться. Испугались, разбежались от страха, а наши герои кожу с каджей сняли и по дороге расстелили. Большую победу одержали. Но нелегко далось душам Миндиа и Гахуа в тело возвратиться — прилетели ангелы и вернули души обратно. Собрали Миндиа и Гахуа каджейские богатства и тронулись в путь. Доброму человеку и путь добрый.

Добрались Миндиа и Гахуа до перекрёстка, а там камень с надписью: направо пойдёшь — вернёшься, налево — коня потеряешь, прямо пойдёшь — смерть найдёшь! Гахуа повернул налево, Миндиа прямо зашагал. Повстречался Гахуа дэв Автандил, идёт — вывороченное с корнями дерево на плечах несёт. Крикнул Гахуа дэву: «Брось эту хворостинку, давай одолей меня, коль ты настоящий дэв!» Крикнул так и пришпорил коня. Погнался дэв, столетними деревьями забросал. Попало одно дерево в коня — повалило его. Подобрал Гахуа своё богатство и побежал. Надумал дэв догнать его, а ловкий Гахуа по узким тропинкам пробрался, дэва в пропасть свалил. Принёс золото в деревню и всем поровну раздал.

А в это время Миндиа попал в страну кукушек. У кукушек было человеческое лицо, птичье тело. Женщины — в цветастых платьях, в крапинку, мужчины — в серых чоха-ахалухах; выше Миндии в десять раз.

— Зачем пришёл, с добром или злом? — спросили.

— Зачем враждовать? С добрым сердцем явился, — ответил Миндиа.

— Тогда не причиним вреда, живи, — решили кукушки, лишь одна одноглазая кукушка воспротивилась.

Удивился Миндиа: зачем желать ей его смерти? Привела кукушка его к роднику: по ту сторону кукушки в людей превращались, по эту — обратно в кукушек. Предстала кукушка в образе человека. «Не узнаёшь? — спросила. — Я та, которой ты в детстве гнездо разрушил и рогаткой глаз выбил». Опечалился Миндиа, попросил прощения, простила кукушка, но добавила: «Простить — прощу, но ты ослепнешь». Понял Миндиа, что какая-то печаль кукушку одолевает, спросил причину. «Завтра на нас войско сор к нападёт, или победим, или погибнем, но если сын человеческий поможет — спасёмся». Миндиа обещал помочь, но до того захотел отдохнуть. Расстелили ему постель на трёх кроватях: провалится одна — на другую ляжешь, если и вторая не выдержит — отдохнёшь на третьей. Миндиа на всех трёх постелях отлежался, десятикратную силу набрал да вдобавок научился предсказывать. «Большое сражение сегодня предстоит», — только молвил, и небо покрылось полчищами сор к. Войско кукушек, как тетива натянутая, призывного клича дожидалось. Послышался голос одноглазой кукушки, и взмахнула одновременно крыльями стая, грудью рассекла воздух, раскрыла клювы, и полетели по небу чёрно-белые перья. Посреди стаи стоял Миндиа, размахивая тяжёлой цепью, унесённой из Каджавети. Но слишком много птиц налетело на него, расклевали они всё лицо, потекла кровь, обессилел Миндиа, устала рука от тяжести цепи, упал и не смог подняться. Не суждено было вернуться Миндиа домой. Расплакалась кукушка, прикрыла его раны пёстрым платьем: «Сердцу — сердце, сердцу — сердце, Миндиа, приведу в твою деревню я весну». Так и остался Миндиа на кукушкином поле. Покрылось поле туманом, но имя Миндиа не затуманится никогда.