А не позволяй кусать себя заразным пиявкам, вот за что!

Галлюцинируешь? Валяй дальше. Если можешь, постарайся не помереть, и это все, что от тебя требуется…

И вновь появлялся темный силуэт с острой бородкой, он говорил мне что-то, а я его не понимал. Но чувствовал, что его появление как-то связано и с болотом, и с пиявками, и с навязанной мне ролью судии и демиурга. Не раз я хотел прогнать темного человека, однако не решался сделать это и понимал: никогда не решусь. Странно… Я боюсь? Я трус?! Не замечал этого за собой. А получается, что все-таки трус!

В очередной раз выпав из сна, я вдруг понял, что больше не хочу спать. Журчала специальная подстилка, отсасывающая пот, тело было липким. Из вены на сгибе правой руки змеилась трубочка, и еще какие-то провода тянулись к приборам от датчиков, прилепленных там и сям к моему телу. Кожу щекотали букашки-роботы, тихо гудел «Парацельс», думая свои медицинские думы. В медотсеке никого не было. Но только я собрался стряхнуть с себя букашек, как «Парацельс» пискнул, и тут же вошла Лора.

Одарила меня профессиональным взглядом и уставилась на экран.

–Однако!– Скрыть удивление ей не удалось.– Тебя можно поздравить. Как самочувствие, Стас?

–Сносно,– сказал я.– Буду жить, а?

–Будешь.

–Тогда сними с меня этих клопов, не то я сам это сделаю.

Лора поколебалась и задала команду. Букашки побежали по мне галопом, и через полминуты ни одной не осталось. Тогда я вволю и с наслаждением почесался там и сям.

–Ну так как же ты все-таки себя чувствуешь?– спросила Лора.– Изложи как можно подробнее.

–Статью напишешь?– прищурился я.

–Конечно.

–Валяй. Могу встать, могу работать – вот как я себя чувствую. Кстати, завтрак не помешал бы. Посытнее.

–О!– сказала Лора.– Аппетит – это уже кое-что. Это просто замечательно. А скажи…

Прежде чем я получил завтрак, мне пришлось ответить на добрую сотню вопросов в диапазоне от не болит ли у меня чего до здоровья моих прабабушек. Кажется, Лора все-таки осталась недовольна. Врачам не нравится, когда организм пациента ведет себя вопреки их прогнозам.

–Я могу встать?

–Полежи еще хотя бы сутки. Тебя надо понаблюдать в стационарных условиях. Возможен рецидив.

Ну вот, так я и думал.

–Сутки, пожалуй, вытерплю,– проворчал я.– Но не больше.

–Это уж как Этель скажет…

Что да, то да. Наша Этель Симпсон – кремень-женщина, да другую бы и не назначили начальником экспедиции. Препираться с Этель – дохлый номер.

–Пусть она для начала скажет, чтобы мне поесть дали…

Еда оказалась превыше всяких похвал: мало того, что расстарался дежурный по кухне, так еще и личный состав прислал мне вкусные заначки. Плохо только, что Лора торчала в медотсеке, вероятно опасаясь, что пища полезет из меня обратно. И напрасно торчала.

Она даже не возразила, когда в медотсек шумно, как горный обвал, ввалился Веня. То ли Симпсон расщедрилась до того, что разрешила пускать ко мне посетителей, то ли Веня наплевал на риск получить внеочередное дежурство по лагерю.

–Стас!– завопил он так, что у меня зазвенели барабанные перепонки.– Стас, ты глянь, что творится!..

–Алмазные копи нашел?– съехидничал я.– Или пиявку нового вида?

–Какие еще копи! Дювивье летал в лес проверить свои ловушки, так там знаешь что?..

–Неужели мамонты?

–Да не в ловушках! Дурень! Не в ловушках, а во всем этом палеозойском лесу-водоеме! В недоделанном угольном бассейне! Известкование всего и вся! Я тоже летал, образцы взял. Вот глянь пока снимки…

Я просмотрел снимки, затем взялся за образцы. Да, это был банальный известняк, простой и доломитизированный… Натеки кальцита, какие бывают в карстовых полостях. Повертел в руках кристаллик исландского шпата и посмотрел сквозь него на Веню. Тот, конечно, удвоился. Да и без удвоения исландский шпат ни с чем не спутаешь.

–Ну и где ты его добыл?

–Прямо на стволе местного хвоща!– выпалил Веня.– И ствол весь кальцитом покрылся… Да вот же снимок, я сначала заснял этот кристалл, а потом уже отколол…

–Плохо заснял. Я его за чешуйку на стволе принял.

–Сам ты чешуйка! Кто из нас биолог, а кто только и умеет, что молотком махать? Не бывает на хвощах таких чешуек…

–Там еще есть такое?

Веня замахал руками.

–Сколько угодно! Этот известняк прямо на глазах растет. Слушай, я чего-то в этой жизни не понимаю…

Я и сам не понимал.

–Полетели.

–Э, куда?– встрепенулась Лора.– Тебе лежать надо.

–Еще успею после смерти,– отрезал я.– Портки отдай, а?

Плох тот медик, который дает пациенту много воли. Разумеется, никакой одежды я не получил, а Лора после бурной перепалки унеслась к Симпсон за поддержкой. Мне только этого и надо было. Завернувшись в полотенце и оставляя на полу следы потных ног, я проник в свою каюту, оделся в запасное и принялся понукать Веню, как понукают лошадь. Скорее, черт, пока не засыпались! Взяли дежурную «бабочку»– чего мелочиться, так и так Симпсон мне шею намылит.

Лес-водоем обмелел – это я увидел еще издали. А вблизи оказалось, что странный цвет древесных стволов не игра светотени, а самое настоящее известкование. Белые и серые тона легли на первобытный лес, как будто кто-то сверху щедро присыпал его известкой, только искорки кристаллов сверкали на солнце так, что резало глаз. Что же это?.. Обычно я понимаю, когда Веня пытается разыграть меня, а когда серьезен, и в этот раз сразу понял, что он не разыгрывает, даже не думает разыгрывать, но, оказывается, поверил в это не до конца… Да и как прикажете трактовать сей феномен? Все, чему меня учили, вся геологическая наука, весь мой полевой опыт рухнули ко всем чертям. Хлоп – и нет их, и оказывается, что на этой паскудной планете иные законы природы, и постигай их заново, если только планета разрешит… Мы посадили «бабочку» на сером от известняка островке и принялись осматриваться.

–Вот здесь я и был,– сказал Веня.– А вот отсюда, значит, я и…

Он осекся. Древовидный хвощ – точнее, его местный аналог – был весь покрыт коркой известняка. На том месте, где Веня отколол образец, выросла целая друза прозрачных кристаллов, каждый в форме параллелограмма, почти ромба. Но не исландский шпат привлек мое внимание. В нескольких местах на стволе пучились наросты извести, похожие на каповые, они шевелились, точно живые, они бугрились и увеличивались в размере. Я стукнул один геологическим молотком, чтобы убедиться в том, что и так видел: на стволе, возникая непонятно откуда – не из атмосферы же,– бурно росла рыхлая влажная известь, она быстро твердела, реагируя с углекислотой, и застывала твердым панцирем. Да что же это такое…

Этого не могло быть, но это было. Перистые листья плаунов поникли под нежданным грузом, с них звучно падали мутные капли, буквально на глазах росли сталактиты. То и дело слышался громкий треск, а затем либо всплеск, либо каменный стук – обламывались ветви, не выдержавшие тяжести. Причем стук слышался чаще всплеска – лес-водоем сильно обмелел, вода ушла, обнажив мертвые стволы и коряги, также одетые в известковую броню. С шумом рухнуло дерево, заслонявшее соседнюю крону, поросшую мириадами кристалликов арагонита, и они так засверкали на солнце, что я зажмурился. Ущипнуть себя, что ли? Не поможет…