Зато доставляла истинное удовольствие другая половина французского общества – мужчины. Они были просто на загляденье. Все с прекрасными волосами, уложенными с легкой небрежностью, никаких вам ежиков с челками. Расслабленные приветливые лица, стильные аксессуары. Ах, эти их шарфики, роговые оправы, эти идеально подобранные по цвету вещи! Ах, эти их бесконечные «пардон, мадам» за слегка задетый локоть.

Так проходили мои утренние двадцать минут в вагоне RERа «Шарль де Голль – Ля Дефанс» – в разглядывании очаровательных французов, спешащих разбрестись по своим высоткам, чтобы потом, после полудня, высыпать на солнечную каменно-стеклянную улицу и рассесться, словно птицы на жердочках, с сэндвичами на вынос из свежайшего французского багета.

Все мое окружение составляли такие же приезжие из других стран, как я, а французы выглядели жителями с другой планеты. Наверное, я им тоже казалась инородным элементом, потому как они тоже не спешили наладить со мной контакт. Им было лень разговаривать на чужом языке, и каждый раз, когда очередной француз упрекал меня в незнании французского, я приводила в пример знакомых мне иностранцев в Москве, которые живут себе по несколько лет в городе и совершенно не утруждаются изучением русского. Хотя, конечно, это дурацкое оправдание. Ведь нет ничего хуже, чем находиться в компании людей, говорящих на непонятном тебе языке. Ты чувствуешь себя инвалидом, которого Бог обделил ценным даром говорить и слышать, и тебе остается лишь корить себя за то, что ты не можешь поддержать разговор, не можешь выразить свои мысли и чувства, а способна лишь только улыбаться или смеяться вслед за смехом всех остальных над чьей-то шуткой.

Даже в школе немногочисленные иностранцы держались всегда особняком, сразу же разбившись на группы по странам, однако все единодушно объединялись в страшном негодовании, когда кто-то из преподавателей позволял себе перейти на французский во время лекции для того, чтобы озвучить какую-нибудь шутку или реалию, понятную только французам. А делали они это постоянно.

Конечно же, я была готова к тому, что приеду в страну, где мне никто не будет делать поблажки в плане языка, но я была совершенно не готова к тому, что это окажется настолько жестко. Например, когда по московской привычке я приходила в свой любимый «Starbucks», который, казалось бы, рассчитан на иностранцев, и где должны быть к иностранцам максимально лояльны, я каждый раз сталкивалась с тем, что продавцы не понимали мой заказ, хотя я, как могла, старалась произносить слово «Amerikano» а ля франсэ – с ударением на последнее «о». Они вопросительно хмурились и лишь только после второй моей попытки восклицали: «A! A-m-e-r-i-k-a-n-O!»

Но я же так и сказала!

В итоге, еще долгие месяцы я буду вот так каждый раз идти, как на Голгофу, за своим несчастным кофе с молоком, уже готовая к виртуальному расстрелу за неправильное французское произношение. И так, кстати, жестко пресекалась практически любая моя попытка изъясняться по-французски, ведь французы вместо ожидаемого одобрения моих стараний продолжали презрительно хмурить брови и поправлять мое произношение.

K счастью, в мою жизнь, как по взмаху волшебной палочки, приходили прекрасные люди из разных стран, которые отлично говорили по-английски и относились ко всему с пониманием, так как сами еще совсем недавно пребывали в моей ситуации. Например, я познакомилась с Федерикой – совершенно очаровательной итальянкой из Милана. Она была удивительной девушкой, так как в свои тридцать сочетала в себе итальянский горячий шарм (черные густые локоны и такие же длинные черные ресницы) и совершенно ангельский характер и улыбку, не сходившую с ее лица. Добрейшей души человек, Федерика работала в Париже уже шесть лет на одну организацию, осуществлявшую психологическую помощь детям. С первой встречи она стала для меня воплощением вселенского добра, к тому же свое жизненное кредо – помогать людям – она применила и в отношении меня, отнесшись с большим сочувствием к положению человека, только что переехавшего в незнакомый город. Она стала приглашать меня на всевозможные вечеринки, на одной из которых я познакомилась с тем самым «горячим» испанцем, по которому вот уже несколько лет «сохла» в бесперспективных отношениях моя прекрасная итальянка (мне он, кстати, сразу показался весьма посредственным), и тогда я поняла, что тезис «любовь зла» объединяет людей всего мира.

Благодаря Федерике, я узнала про излюбленное развлечение парижан – домашние тематические вечеринки, когда кто-то собирает дома друзей на легкий фуршет, выдержанный в определенном стиле, в соответствии с которым нужно одеться всем гостям. Как человек, даже на Halloween позволяющий себе максимум кошачьи ушки, я ужасно не любила переодевания, но я понимала, что это – мой шанс найти друзей. Поэтому, например, на какую-то «цветочную вечеринку» я смело явилась в коротком платье с яркими цветочными принтами и вплетенными в волосы цветочными гирляндами, и там я старалась познакомиться со всеми вокруг.

Моей целью было как можно больше людей добавить в Фейсбук, чтобы быть в курсе разных вечеринок и всегда оставаться на связи. И мой метод уже скоро сработал – всего через несколько месяцев мой список друзей внушительно пополнился почти двумя сотнями новых знакомых.

Среди них был, например, англичанин Райли. Райли работал пилотом, и он приехал в Париж по контракту на год. Как и я, он не говорил по-французски, но процесс интеграции у него проходил гораздо менее травматично, ведь у него имелась не только хорошо оплачиваемая работа, не требующая знания языка, но и огромная квартира в самом центре. Несмотря на сложный график и жизнь, разорванную постоянными полетами, мы с ним регулярно выбирались по вечерам в бары, и он открыл для меня многие интересные места в Париже. Но больше всего мы любили ирландские пабы, где все говорили по-английски, и можно было заказать «Guinness» (из французов его практически никто не пил), или сидеть на стульчиках в Люксембургском саду, закинув ноги на бортик фонтана, и судачить о превратностях иммигрантской жизни. Именно по совету Райли я оставила свое резюме в нескольких таких пабах на предмет подработки официанткой, но так и не получила ответа. Но, во всяком случае, я хотя бы попробовала.

Райли меня очень хорошо понимал и говорил, что всем иностранцам здесь тяжело. Он считал, что французы не любят говорить по-английски, так как стесняются. И я тысячу раз пожалела, что не учила в детстве французский язык и не освоила какую-нибудь более полезную и интернациональную профессию – типа пилота, например.

Также я нашла нового друга и в школе – Лорана. Он был чрезвычайно открыт и приветлив, а на лице его всегда сияла улыбка. Он говорил, что на юге Франции, откуда он родом, все такие, в отличие от снобствующих и закрытых парижан. Он приглашал нас с Оксаной со своими друзьями в разные молодежные клубы с качественным «техно» и «шотами» водки с карамельным сиропом (французы всегда пили водку, не закусывая ее, а разбавляя чем-то сладким), и мы чувствовали себя, словно двадцатилетние студентки. Вскоре возраст и вовсе перестал нас тяготить. Да и все окружающие меня люди в один голос твердили:

– Замужество и дети? Нет, это после тридцати, а пока что рано, надо profiter8!