В субботу вечером, когда я еще лежала в кровати с температурой, мой телефон неожиданно замигал.

Кажется, что я жила всю неделю ради этих слов. Все эти дни были наполнены сплошным ожиданием. Да еще эта болезнь. Ну почему именно сейчас?

Не знаю, виртуальные поцелуи помогли или антибиотики, но в понедельник я уже была, «как огурчик». И, конечно же, весь день провела в ожидании свидания. К концу занятий в школе за окном уже смеркалось, а эсэмэски так и не поступило. Наверное, еще рано. Наверное, он еще работает. Но почему бы не договориться заранее? Мне ехать домой целый час, чтобы потом опять перемещаться в центр? У них тут в Париже что, так принято? В общем, я опять решила написать сама.

Как же я люблю Марэ. Именно там началось мое близкое знакомство с этим городом, и именно там живет Рафаэль, и знает этот район наизусть, и может мне показать эти прекрасные французские кафе на маленьких живописных улочках, с обогреваемыми террасами и прекрасным красным вином. А еще и научить быстро забираться на скутер даже в платье и на каблуках, чтобы прокатиться с ветерком. Кажется, я именно для этого и приехала в Париж.

В сицилийском ресторане напротив одного из так полюбившихся мне парижских скверов Le square du Temple мы заказали по пасте и бутылочку красного. Мы болтали и шутили, с ним было так легко, и все проблемы растворились сами собой. Мы не расспрашивали друг друга о прошлой жизни, хотя я поняла, что так же, как и я, он пережил большое разочарование в любви.

От него ушла жена после шести лет брака. Просто в один прекрасный день собрала вещи и уехала к себе на родину, в Пуэрто-Рико, и больше не появлялась. Мне было ужасно любопытно узнать подробности, но мы негласно договорились не касаться любовной темы. По крайней мере, сегодня.

– Все это лишь для того, чтобы жизнь поменялась к лучшему, – попыталась поддержать его я, хотя сама в это не особенно верила.

Я лишь отметила для себя, что общая свежая рана способна либо сблизить в желании преодолеть ее вместе, либо развести в невозможности построить новое на еще свежем пепелище.

После ужина мы также на скутере полетели в Les Halles, огромный подземный торговый центр в самом сердце Парижа, где находился кинотеатр. Был ли то убаюкивающий фильм «Человек, который изменил всё» в сочетании с вином, или просто после этой эмоционально тяжелой недели я, наконец-то, по-настоящему расслабилась, но почти весь сеанс я проспала на его плече.

В тот вечер, валясь с ног от усталости, я поехала ночевать домой. Фильм я не помнила, но в голове звучала песня из него:

Всё отпустить и просто наслаждаться шоу…

11

Но никто не спешил предлагать мне новое свидание, и поэтому я решила, что буду развлекаться самостоятельно. Наша сходная ситуация сильно сблизила нас с Оксаной. Мы старались как можно больше выходить по вечерам, но чаще наши начинающиеся с таким запалом вечера так и заканчивались у нее дома – на диване, под русскую музыку.

В те осенние промозглые месяцы, хотя конечно их было не сравнить с московскими снежными, мы часто предавались ностальгии. Конечно, несмотря на все новые знакомства, на веселые вечеринки, нас не отпускала тоска по родине. Мы чувствовали себя чужими и никому не нужными, да и кавалеры не выстраивались за нами в очередь, как нам это представлялось перед отъездом.

У Оксаны тоже за плечами было тяжелое расставание и новые отношения, где ухажер не спешил проявлять инициативу. В общем, мы были одни друг у друга, в обществе наших любовных разочарований. И это нас объединяло и спасало. И еще нас спасали русские песни. В новом контексте они приобретали какой-то совершенно новый смысл и затрагивали самые чувствительные струнки души.

Оксанина квартира стала моим вторым домом. Это была типичная для Парижа маленькая студия под самой крышей в том самом доме серо-бежевого шестиэтажного архитектурного ансамбля Парижа, который даже для современных построек было запрещено нарушать, в которых казалось ничего не менялось с XIX века и отсутствовали такие блага, как центральное отопление и лифт, но в которых так хотелось жить, чтобы чувствовать себя неразрывной частью этого города. Потому я так и любила эту квартиру, обожала проводить в ней время, заглядываясь на парижские крыши и кончик Эйфелевой башни вдалеке и радуясь, словно ребенок, сверкающим огонькам в начале каждого часа.

– Пока светится Эйфелева башня, жизнь продолжается! – так мой случайный тост превратился в своеобразный девиз нашего пребывания в этом городе.

В один из субботних вечеров, когда мы в очередной раз собрались у Оксаны на аперитив в надежде все же куда-то выбраться вечером, а не зависнуть в очередной раз дома под звуки любимого «Мумий Тролля», я решила рискнуть и написать «Бразильцу». Прошло уже две недели, а от него не поступало никаких вестей.

– Может быть, французы ждут инициативы от девушки, стараются держать дистанцию, чтобы не показаться навязчивыми? Может это и есть правила индивидуалистического мира, в который мы попали? Где у каждого своя жизнь, – посетовала я.

– Просто это все люди тусовки. Эти люди во всем мире универсальны в своем пофигизме.

Тусовки так тусовки. Нам же, собственно, это и надо было сегодня вечером. А «Бразилец», как ни странно, сразу же ответил и пригласил нас пойти с ним и его друзьями в «Le Baron», который в то время был из той же категории закрытых клубов, что и «Le Silencio». Конечно же, мы согласились приобщиться к этому закрытому парижскому миру.