– Я продекламирую любимую поэму лорда Гота, «Поэму о старом тюфяке» – морском волке, который предпочитал покой, – заявила мисс Малверн.

– А мне птичка напела, что лорду Готу нравятся тирольские песни с йодлями. Вот я и спою такую песню, «Песню робкой зверушки», – заявила мисс Хайланд Спринг, подмигивая Аде.

– А я исполню импровизацию на тему танца в деревянных башмаках, – подхватила мадемуазель Бадуа, приподымая подол своего платья, под которым обнаружилась пара настоящих деревянных клогов, оставшихся от Адиной гувернантки-француженки.

– Отличная программа! – бодро воскликнул сэр Сидней Харбор-Бридж.

– А я и не подозревала, что тебе нравятся эдакие вещи, – обратилась леди Кэрол к сыну.

– И я не подозревал, – ответил тот, насупившись.

Ада и Эмили хихикнули.

Ада призвала к порядку собрание Чердачного клуба – что, по мнению Эмили, которая знала толк в таких вещах, и значило начать собрание. Члены клуба расселись на старых угольных мешках, набитых сушёной фасолью и расставленных вокруг стола, сделанного из ящиков из-под фруктов. Дело происходило в, как и подсказывало название, самом большом чердачном помещении Грянул-Гром-Холла. Все, кроме них, давно были в постелях, а луна освещала собрание через маленькое чердачное оконце. Ада воздела над головой большую деревянную ложку – что значило: заседание Чердачного клуба начинается. Артур Халфорд, Руби-буфетчица, трубочист Кингсли и брат с сестрой Брюквиджи оборвали болтовню и повернулись к Аде.

– Я думаю, нам надо поговорить о Готстоке. Боюсь, он окажется не таким успешным, как мой отец надеется, – заявила она, озирая остальных членов клуба. – Мальзельо что-то замышляет. Отец велел ему нанять лучший оркестр, какой он только сможет найти. Готсток должен начаться завтра, а об оркестре ни слуху ни духу.

Артур Халфорд поднял руку, и Ада вложила в неё деревянную ложку в знак того, что говорить будет он.

– Правильно ты беспокоишься, – сказал он. – Все приглашения приняты, палаточный лагерь будет полон. Все рассчитывают услышать, как играет великолепный оркестр, а не как поют отшельники. Как бы громко те не пели. Мы с Кингсли наслушались, пока с громнетскими колодками возились.

Трубочист Кингсли схватил ложку, которую передал ему Артур, и продолжил:

– Девушка из другой группы предупредила меня, что, проведя столько времени в одиночестве и собравшись наконец вместе, отшельники наверняка захотят, что называется, распустить волосы…

– А распускать им есть что! – подтвердила Эмили, приняв ложку в свой черёд. – Сэр Сидней Харбор-Бридж вообще принял их за каких-то гигантских мохнатых выдр на озере. Так и нарисовал! Он сам мне об этом рассказал после ужина, пока модные леди исполняли свои номера.

Она хихикнула.

– Ада, у твоего отца был такой утомлённый вид!

И с этими словами передала ложку брату.

– По-моему, за отшельниками стоит последить, – заявил Уильям, принимая цвет угольного мешка, на котором он сидел. – Они тоже что-то явно замышляют.

– Вот-вот, – затараторила Руби-буфетчица, принимая ложку. – Миссис У’бью испереживалася вся. С того самого момента, как обнаружилось, что из кладовки всю капусту и все помидоры для супа потаскали.

Уильям Брюквидж снова взял ложку у Руби и изменился в лице, приняв оттенок лунного света, льющегося в окно.

– Сегодня вечером я следил за Мальзельо, – сообщил он, оглядывая стол, – и видел, как один из отшельников давал ему десятишиллинговую банкноту.

И передал ложку Аде.

– Я думаю, чердачному клубу нужно усилить внимание, – подытожила та.

– По-моему, прогулка по крыше и осмотр каминных труб помогает сосредоточиться, – заметил трубочист Кингсли. – А сейчас как раз прекрасная полная луна.

Члены Чердачного клуба пожелали друг другу спокойной ночи и спустились вниз по лестнице. На чердаке остались только Ада и Кингсли, прильнувшие к круглому окошку.

– Пройдёмся? – предложил Кингсли, открывая его.