– Мы еще встретимся, – пригрозил парень.

Сделал он это для острастки, чтобы хоть как-то соответствовать заявленному статусу крутого. Но Семен решил ему этого не спускать.

– Что ты сказал?

С этими словами он ринулся на братка, и его пацаны рванули за ним. Выбор у парня был небольшой – или принять бой или спастись бегством. Он выбрал последнее. Бросил своего подбитого дружка и побежал. Догонять его Семен не стал. И борца не тронул, позволил ему раствориться в толпе.

Он осмотрелся по сторонам. Вокруг много людей; зеваки, что наблюдали за дракой, уже исчезают в этой круговерти. А ментов не видно. И быть уже не должно.

Семен повернул к прилавку. И остолбенел. С Пупом разговаривала его сестра. Наташа стояла к брату спиной и смотрела на Семена. В глазах интерес и удивление. Похоже, она видела, как он расправился с залетными. Семен вдруг ощутил себя героем.

Но крылья за его спиной не распустились. Потому что радость была неполной. Наташа не одна, мужик с ней.

Она такая красивая, а он вообще никакой. Роста ниже среднего, пухлый, руки короткие, слабые. Плечики узкие, а бока широкие. Вряд ли ему больше тридцати, но волос на голове уже почти не осталось. Белая рубашечка с короткими рукавами, тонкий черный галстук, отглаженные коричневые брюки, начищенные туфли. Он стоял рядом с Наташей и смотрел на Семена если не восхищенно, то близко к тому. Правда, при этом он хмурил брови. Дескать, как человек культурный, он не приемлет насилия. А может, не просто культурный. Может, еще и обличенный официальной властью. Если это и есть тот комсомолец из Центрального комитета, который помог им с подвалом...

Полгода или даже больше прошло с тех пор, как это было. И за это время Семен видел Наташу лишь однажды. На Новый год она приезжала домой мать поздравить. Промелькнула перед глазами и снова исчезла. Пуп говорил, что теперь она в Москве постоянно живет. Со своим кавалером. С каким именно, Семен уточнять не стал. А зачем ему это? Лучше вообще ни о ком не знать. Как будто и нет никого. Как будто Наташа живет в Москве сама по себе...

Но нет, здесь она не одна. С кавалером на Рижский рынок пришла, а может, и с мужем.

Мужчина выдохнул так, будто собирался с духом. Решительно подошел к Семену, подал ему руку.

– Здравствуйте! Алексей Усыгин.

Семен вяло пожал его потную ладошку.

– Сэм.

– Так и зовут – Сэм?

– Семен его зовут, – подсказала Наташа.

Знает. Помнит. Значит, не все еще потеряно.

– Плохо. Очень плохо. Тлетворное влияние буржуазной пропаганды – это очень плохо.

Семен удивленно посмотрел на Наташу. С кем это, интересно, разговаривает ее кавалер? Где он тут свободные уши нашел для своих лекций?

– Если Семен, то Семен. Если Евгений, то Евгений. Если Борис, то Борис. А то Сэм, Джек, Боб...

Семен усмехнулся. Теперь он понял, кого напоминал ему этот тип. Михаил Горбачев в миниатюре. Разве что родимого пятна нет. Зато манера говорить – точная копия.

– Да ладно тебе, Алекс! Нормально все, – ухмыльнулся Семен.

Наташа смотрела на него чуть ли не с восторгом.

– Что?! – вскинулся Усыгин.

– Да так, к слову пришлось. Если Алексей, то Алекс. Если Максим, то Макс...

– Я не Алекс!

– Да пошутил я. Говорю же, к слову пришлось.

Семен мог бы просто послать его далеко-далеко, тем более очень этого хотелось. Но братва ему этого не простит. Наверняка это и есть тот самый тип, который помог им с подвалом. Он же может завернуть все обратно. А в подвал уже столько денег вбухано, сколько родители Семена за всю жизнь не заработали.

– Ну, шутка – это способ самовыражения. Нам шутка строить и жить помогает, – улыбнулся Усыгин.

В это время к ним подошли менты – старшина и прапорщик. И первым делом наехали на Семена.

– Ты, что ли, здесь драку устроил?

– Какая драка, старшина? Рэкет наехал. Вас не было, самим отбиваться пришлось.

– Разрешение на торговлю есть?

Ну вот, началось...

– Товарищ старшина, можно вас на минутку!

Усыгин достал из кармана удостоверение, раскрыл корочки, показал менту. В струнку тот вытягиваться не стал, но плечи расправил, как это бывает, когда имеешь дело с начальством среднего уровня. Конечно, инструктор ЦК ВЛКСМ для ментов невелика птица, но и связываться с таким нежелательно.

Усыгин что-то говорил старшине, тот молча внимал, кивая, а потом ушел, забыв о проверке документов.

– Ну вот, и уладили проблему, – в ожидании восторженного восхваления улыбнулся Алексей.

– Да не проблема это, – покачал головой Семен. – Разрешение у нас есть, и кооператив зарегистрирован – все по закону.

Первое время они шили джинсы подпольно, без всяких на то разрешений. Продавали товар через своих, из-под полы, но скоро стало ясно, что это тупиковый путь развития. Пробовали торговать на барахолках, но без разрешения особо не развернешься. А в мае вступил в силу закон о кооперативах, Джема провела фирму через исполком, и теперь можно работать вполне легально.

– Работаем, налоги платим. А то, что рэкет наезжает, так мы здесь ни при чем...

– Какой рэкет? – как на неразумного, посмотрел на него Усыгин. – Нет у нас в стране никого рэкета. Рэкет – явление сугубо буржуазное, капиталистическое, а мы страна развитого социализма... Хулиганы – да, есть. Может, в последнее время они распоясались, но это явление вполне искоренимо!

Семен выразительно посмотрел на Наташу. Дескать, и где она такого идиота откопала? И зачем он ей вообще нужен, когда есть нормальные пацаны? Он даже мог предложить ей одного такого.

Наташа также выразительно пожала плечами. Она, конечно, понимает, что ее избранник не идеален, но менять его ни на кого не собирается.

– Ты сейчас занят, Сэм?.. Э-э, Семен, – поправился Усыгин.

– Да нет. А что?

– Тут кафе одно хорошее неподалеку. Как насчет выпить по стакану сока?

– Крепкого сока или как?

– Крепкие соки остались в прошлом.

– Ах да, сухой закон...

– А ты что-то имеешь против?

– Я? Нет. У нас в секции вообще никто не пьет. И даже не курит.

– Вот об этом я бы и хотел с тобой поговорить.

Вообще-то Семен не должен был уходить. Неизвестно, что за братков они прогнали, как бы ответная волна не накатилась.

– Харитон, за меня остаешься. Я сейчас.

Он мог бы назвать его просто Харя. Своим это позволялось. Но смешно подумать, что сказал бы Усыгин, услышав такое. Что за клички, что за нравы...

В летнем кафе, о котором говорил Усыгин, все столики были заняты.