А сколько раз я задавалась вопросом, как повела бы себя я, если бы, будучи замужем за Марком и случайно (или намеренно, в данном случае это не имеет значения) убив его, я прибежала бы за помощью к Беатрисс… Подставила бы ее или же попыталась ее убедить в том, что если мы вместе избавимся от тела и придумаем себе алиби, то убийство никогда не будет раскрыто и жизнь наша продолжится дальше… Беатрисс. Она бы поехала вместе со мной, мы бы вместе заворачивали труп в ковер, тащили бы по лестнице вниз, рискуя встретиться с соседями, потом погрузили бы в багажник машины (затертый сюжет, финал нелегкой супружеской жизни) и отвезли бы тело в безлюдное место… Я делала бы вид, что продолжаю ждать Марка… Но в любом случае я никогда не сунула бы окровавленный нож в карман куртки Беатрисс. И не потому даже, что я так люблю ее и привязана к ней. Это другое. И я другая. Хотя мне, к счастью, не довелось испытать того животного страха при виде распростертого на полу убитого мною мужа, чтобы вообще иметь право рассуждать на эту тему.

Мы с Марком подали заявление и стали ждать дня свадьбы. Марк приходил домой поздно (как и Захар), а то и вовсе уезжал в командировку, и тогда я слонялась по квартире одна. Я уже перебралась с вещичками к нему и весь месяц до свадьбы убивала время тем, что благоустраивала его холостяцкую квартиру. Вспоминала, с каким рвением Беатрисс вила гнездо для себя и своего Захара… Неужели я больше никогда не увижу ее?

От Марка, да и от других общих знакомых я знала, что через месяц после похорон Захара моя прелестная вдовушка поменяла черные одежды на белые – снова вышла замуж. Уверенная в том, что ее новый муж – тот самый сосед, ее любовник с золотой головкой Нефертити в сейфе и со шкурой зебры на полу, я была удивлена, узнав, что она вышла замуж за молодого мужчину, из тех, кто умеет делать деньги и жить в свое удовольствие.

Я же, временами забывая тот ад, в котором провела пять месяцев по вине своей подруги, как заведенная кружила по Москве, по тем местам, где мы гуляли с Беатрисс. Пила кофе в кафе, где мы с ней бывали, заказывала себе обед, да так и не притрагивалась к нему в ресторане, облюбованном Беатрисс… Я тосковала по моей подружке и ждала, когда же она даст о себе знать. Ведь не на разных же континентах мы с ней жили, должна же она была как-то проявиться… И проявилась. Позвонил мужчина, видимо тот, с волосатыми руками (ее телохранитель или любовник), я узнала его по голосу, и сказал, что на мое имя открыт счет в таком-то банке… Я только из любопытства решила съездить и проверить, так ли это и во сколько же моя подружка оценила мое подорванное здоровье и остриженные волосы. Пять тысяч баксов. Итого уже семь. Спасибо тебе, Беатрисс…

Марк, щедрый Марк тоже не скупился, у меня появилась пластиковая карточка. Я могла бы теперь тратить деньги, мотаться по магазинам и покупать себе меха и драгоценности, но все это не имело смысла без Беатрисс. Только с ней я смогла бы получить от этого удовольствие. Сейчас же наличие денег лишь придавало мне больше уверенности, и только… Кроме того, конечно, я убедилась в том, что мой будущий муж очень любит меня и щедрость его по отношению ко мне просто не знает границ. Марк очень изменился за то время, что я находилась в колонии. Он, так долго позволявший мне играть с ним в немыслимую по своей жестокости игру, теперь успокоился тем, что обрел меня, и занялся подготовкой к свадьбе. Меня он, к счастью, избавил от этого.

Никто не знает, что для меня самым большим подарком на свадьбу было бы появление на ней моей подруги. Но Марк был категорически против ее присутствия. Он считал, что появление Берты на таком важном для нас торжестве, как свадьба, может стать дурным знаком… Я понимала, что он боится Беатрисс, ее непредсказуемости, что она, сидя скромненько за столом, может выдать такое, что испортит праздник. К примеру, говорил Марк, она может грохнуться на колени и торжественно, при всех попросить у тебя прощения. А то и признается в том, что это она убила своего мужа. Марк был прав, Беатрисс была способна на такое. И все равно я ждала ее появления. Не в день свадьбы, так хотя бы перед ней, чтобы я шла под венец со спокойной душой. Я очень, очень любила тебя, моя подружка.

– Встретимся на нашем месте, ровно в три, не опаздывай.

Тон ее голоса поразил меня. Она позвонила и совершенно буднично, словно мы встречались с ней и вчера, и позавчера и вообще будто ничего не произошло, пригласила меня на прогулку. Прогулку, сулившую массу удовольствия и обещавшую быть не последней.

Марк уже был в дверях, когда я застыла с трубкой в руках, не зная, как мне реагировать на звонок Беатрисс.

– Кто это? – крикнул он уже из прихожей. – Не меня?

– Сорвался звонок… – ответила я, не в силах сказать правду. Если бы он узнал, нашел бы тысячу слов, чтобы убедить меня в том, что мне не следует встречаться с моей подругой. Что она не имеет права даже думать обо мне, не то что звонить и уж тем более приглашать прогуляться.

– Я пошел!

Я не могла не проводить его, так уже было заведено в нашей почти оформившейся семье. Поцелуй перед тем, как он уйдет. Мы должны были обменяться этими поцелуями, как бы подтверждающими причастность друг к другу, что мы, одно целое, расстаемся всего лишь на время, но вечером непременно встретимся.

До трех еще было шесть часов. И я знала, на что потрачу все время. На обдумывание того, в чем я предстану перед Беатрисс, что надену, чтобы не выглядеть как освободившаяся полмесяца назад из мест не столь отдаленных зэчка. Волосы, торчащие в разные стороны, укладывать было бесполезно. Если поднимется ветер, то все, пиши пропало, поэтому здесь и думать нечего, вымыть их, и точка. Прикид. Зеленые джинсы и зеленый бархатный жакет со стразами. Греческие сандалии, цветом сливающиеся с цветом ног. Удобно и изысканно. Изумруды в ушах, изумруд на пальце в перстне, изумруд на шее на тонкой золотой цепочке.

Звонок застал меня как раз когда я выходила из ванной с тюрбаном из полотенца на голове. В халате. Я с криком «минутку!» подбежала к двери, думала, Марк что-то забыл, вернулся. Даже в глазок не посмотрела. Распахнула дверь и онемела, увидев перед собой Беатрисс…

– Не могла больше ждать, не могла! – И она бросилась мне на шею. Разрыдалась. Без краски на бледном лице, с непритязательной мальчишеской стрижкой, худенькая, хрупкая, в джинсах и майке. Совсем юная, с мокрыми от слез щеками, она стояла передо мной и плакала, не могла остановиться.

– Беатрисс, остановись, прошу тебя… – Я усадила ее на диван, принесла воды.

Она говорила, что жизнь ее после всего, что произошло, начала, как она выразилась, обратный отсчет… Что заседания суда она помнит смутно, что в то время постоянно пила какие-то таблетки, что за ней присматривала соседка, как бы она с собой чего не натворила.

– Белка, ты же никогда не сомневалась, что это я убила Захара, ведь так? Только ты знала, какие у нас с ним отношения, как мне с ним было невыносимо, а тут еще его постоянные сцены ревности… Он и в тот вечер стал меня донимать своими расспросами, как я провела день, чем занималась, сказал, что звонил Рожковым, а меня там не было… Ни ты, ни Марк, вы не знали, какой Захар на самом деле, вы никогда не видели его грубым, готовым на убийство! А он знал, как сделать человеку больно, уж он-то знал!