– Так… – произнес он чуть слышно. – И что дальше?

– Если отрежешь мне кусок торта, то расскажу…

Я уже давно присмотрела стоящий возле окна на столике большой розовый торт.

– Ну же, Марк! Не ленись, тебе дать тарелку?

Марк поднялся и какой-то тяжелой походкой подошел с ножом к столику. Отрезал мне клин и положил в тарелку.

– Какой красивый… И соку налей… Значит, так, – продолжала я с набитым ртом, в то время как Марк снова расположился на шкуре, вытянулся на ней, подперев кулаком голову. – Мы остановили машину и поехали. А дальше ты уже знаешь. Потом я вернулась…

– …а меня дома уже не было, Белла.

Ложка с кремом остановилась на полпути ко рту.

– Как это? Где же ты был?

– Я проснулся, судя по хронологии событий, сразу же после того, как вы с ней уехали, где-то без четверти четыре. Вы разбудили меня своими голосами. И, когда я проснулся и понял, что тебя дома нет и что Беатрисс увезла тебя к себе, я тоже взял машину и поехал за вами… Ну не мог я допустить, чтобы эта ненормальная разбила тебе сердце, чтобы наговорила на меня и в красках, подробно описала тебе наш с ней несуществующий роман. У тебя и так были проблемы с нервами…

– Марк, нет… – прошептала я. – Нет…

– Да, Белла. Я приехал и убил ее. Не хотел, но она была не в себе, размахивала пистолетом и грозилась убить тебя… Кричала, что она лучше тебя, что нельзя любить женщину из-за того лишь, что у нее рыжие волосы, что ты здесь ни при чем, что это природа наградила тебя, Белла, такими волосами, что теперь их нет, их состригли в тюрьме и что надо было тебе оставаться там. Она направила пистолет на меня, сказала, что убить человека из пистолета куда проще, чем зарезать. И что этот пистолет она купила недавно, что с ним она чувствует себя увереннее… А потом попросила меня сделать ей ребенка. Под дулом пистолета. И вдруг вспомнила, что она уже беременна, от Бориса, и расплакалась, сказала, что хотела ребенка или от Захара, или от меня… Понимаешь, совершенно неуравновешенная, психически нездоровая женщина. Думаю, она была такой с детства и ты потому и опекала ее, словно чувствовала, что она нуждается в чьей-то помощи, защите… Ты сама, Белла, испортила ее своим добрым отношением. Но такие люди не могут быть до конца благодарны. Она одной рукой бьет, другой гладит… Кстати, она показала мне синяки на своем лице и сказала мне, что это ты ударила ее… Это правда?

– А ты поверил?

– Я был бы рад, если бы это оказалось правдой, это свидетельствовало бы о том, что ты идешь на поправку.

– Тогда считай, что я уже вполне здорова, – ответила я, оглушенная его рассказом.

– Вот так вот, моя дорогая Изабелла. А ты говоришь – где гости? Какие гости, когда мой арест – лишь дело времени…

– Марк, ты убил Беатрисс?

Я не могла поверить в это.

– Да, я убил, испугался сам, понятное дело, вытер пистолет ее пеньюаром…

Помнится, такую историю я уже кому-то рассказывала. Вот потеха! И даже пистолет протер ее пеньюаром! Как и я в своей выдуманной истории, рассказанной в порыве отчаяния Борису!

– …и вложил ей в руку. Как в кино. И ушел. Спокойно, даже не оглядываясь, понимая, что меня непременно кто-нибудь да увидел… Я не знал, что ты снова понеслась к ней. Зачем?

– Я беспокоилась о Беатрисс, подумала, что она не в себе, что она нуждается в моей помощи…

– Приехала? – усмехнулся Марк. – Помогла?

– Ты дверь не закрыл…

– До двери ли мне было!

– Я вошла, увидела ее, испугалась. Выбежала и позвонила тебе…

– А я в это время только ехал на такси домой. Твой звонок заставил меня развернуться… Поэтому-то я так быстро и приехал…

– Подожди, Марк, все было не так. Я не сама решила поехать туда. Я же приехала к ней не случайно, она, Беатрисс, вызвала меня…

– Как это вызвала?

– Она же оставила на полу у нас дома письмо, оставила сознательно, бросила, должно быть, перед тем, как мы с ней выбежали из квартиры, Марк, теперь я это поняла… Она могла предположить, что я не поеду с ней или вернусь с полпути, и оставила это письмо, точно зная, что уж после того, как я его прочту, я точно поеду к ней, спасать… Думаю, она собиралась устроить великое разбирательство, а то и расправиться со мной… Расплатиться за все сполна…

– Письмо? – удивился Марк. – И что в нем?

– Это теперь я понимаю, что она тщательно подготовилась к этому спектаклю, расписала все мизансцены. Письмо написано чуть раньше, чем она решилась позвонить мне и разыграть нас…

– Белла, что за письмо?

– Не торопи меня, Марк…

Я знала, что когда-нибудь это письмо мне понадобится, не была уверена, что это коснется лично меня, да и вообще относилась к нему несерьезно…

Голубая коробка без бриллиантов, которые до сих пор сверкали на моей груди и в ушах, показалась мне невесомой. Я достала ее из сумки, уронив на шкуру помаду, носовой платок, флакончик с духами, раскрыла и, потянув за белую скользкую ткань, приподняла дно. Вытащила два конверта. Главное, подумала я, не перепутать их. Тот, что поплотнее, с фотографиями Беатрисс и Захара, – протянула Марку. Смотрела, как он разворачивает листы, как рассматривает снимки.

«Белка, это посмертное письмо. Все в моей жизни рухнуло после смерти Захара. Не знаю, кому понадобилось его убивать, главное, что его нет. Мое новое замужество – случайность. Я вышла замуж от отчаяния. Не знала, что творила. Мой муж хороший человек, но страшно ревнует меня к Захару, к его памяти и знает, что у него мало шансов… Все после смерти Захара потеряло смысл, я чувствую себя одинокой и никому не нужной. Прости, что ухожу за несколько дней до твоей свадьбы, но нет сил больше ждать. После моих похорон у тебя останется еще два дня на то, чтобы прийти в себя. Прошу тебя, не откладывай торжество, я всегда хотела, чтобы ты вышла замуж за Марка. Он хороший человек и очень любит тебя. Вы – отличная пара. Не поминайте меня лихом – ваша Беатрисс».

…Марк два раза перечитал письмо, потом перевел взгляд на меня, спокойно укладывающую бриллианты в коробку.

– Что ты думаешь об этом, Белла?

– Что вот это, – я погладила бриллианты ладонью и закрыла голубую коробку, – Беатрисс подарила мне. А то письмо, что ты держишь в руках, – ее свадебный подарок тебе, Марк.

Я подошла к нему, обняла и незаметно бросила в огонь другой конверт…

«Прощай, Беатрисс».