― Я Брейк, лейтенант сыскной службы. Вы звонили?

Я кивнул.

― Она в седьмом номере, в углу двора.

― Мертвая?

― Мертвей не бывает.

Алекс сдавленно всхлипнул. Брейк шагнул вперед и посмотрел на него в упор.

― А ты что здесь делаешь?

― Жду Люси.

― Ту, что умерла?

― Да, сэр.

― Придется подождать. Ты ее прирезал?

Алекс смотрел на детектива, как на гигантское дерево, на которое ему не по силам взобраться.

― Нет, сэр.

― Ты ведь сынок Энни Норрис?

― Да, сэр.

― И как это понравится твоей мамаше?

Не дожидаясь ответа, Брейк повернулся ко мне.

― Он ее прирезал?

― Сомневаюсь. Он тут болтался после того, как это произошло. Они собирались пожениться, так он говорит.

― Так он говорит.

― Я не резал Люси! ― крикнул Алекс. ― Я бы не тронул волоска на ее голове!

Он по-прежнему лежал на стойке, как будто тело перестало ему повиноваться.

Вошел толстяк администратор и тихо закрыл за собой дверь. Он бочком протиснулся в свой отгороженный стойкой мирок журнальных бюстов, грязных бланков и безмолвных призывов. Зрелище смерти напомнило ему о грехах, покоящихся в могиле его памяти, и он подпрыгнул, услышав за спиной голос Брейка:

― Вы администратор?

― Да, сэр.

― Мне нужен ключ седьмого номера, вернее ключи.

― Ни того, ни другого нет, мистер Брейк. ― Он двинулся к нам, словно отдавая на закланье свое дрожащее тело. ― Один я ей отдал в самом начале, а потом она вернулась и попросила дубликат. Сказала, что тот потеряла. Я сказал, что придется заплатить...

Я перебил:

― Ключ торчит в двери, лейтенант.

― Что же вы молчите?

Брейк выскочил на улицу и позвал шофера, чтобы тот сторожил Алекса. Вторая полицейская машина затормозила рядом с первой. Кружок любопытных разорвался, пропуская ее, и опять сомкнулся. Сержант в форме протолкался к Брейку. Под мышкой у него была камера и сложенный треножник, в руке ― набор инструментов для снятия отпечатков пальцев.

― Где труп, лейтенант?

― Вон там. Вызвали судмедэксперта?

― Он уже едет.

― Она испортится, пока мы до нее доберемся, при таких-то темпах. Спокойно, граждане. Дайте пройти.

Люди расступились и потянулись следом.

Алекс и его страж, здоровенный малый в форме офицера дорожной инспекции, сидели на канапе в угрюмом молчании. Рядом с широкогрудым молодым полицейским Алекс казался маленьким и щуплым. Его взгляд был обращен вовнутрь. Видимо, он впервые ощутил себя таким, каким был в реальности: черным парнем, беззащитным перед законом белых, таким уязвимым, что он едва решался пошевелиться.

Толстяк администратор утешал себя остатками колы. Я опустился рядом с ним на раскладушку.

― Мне бы хотелось прояснить ситуацию с ключами.

― Вопросы! ― Он выразительно рыгнул. Коричневая жидкость стекала из уголка его рта по прыщавому подбородку. ― Ты мне, может, не поверишь, я на вид мужик здоровый, но нервишки у меня ни к черту. Я даже от армии освобожден, могу доказать, и всех этих перекрестных вопросов не выношу. А как этот лейтенант на меня смотрел! Будто я ее замочил! ― Он надул губы, как толстый, странно обрюзгший карапуз.

― Когда вы ее видели в последний раз?

― Где-то около пяти, на часы я не посмотрел.

― Ей понадобился другой ключ?

― Точно. Я спросил, что она сделала с тем, который я ей дал. Она сказала, что, должно быть, его потеряла. Я сказал, что это будет стоить пятьдесят центов, и она тут же заплатила. Потом предупредила, что съезжает. Откуда мне было знать, что она съедет в вечность.

― Она не нервничала?

― Не знаю. Не обратил внимания. Это мне надо было нервничать. Вздумала на кой-то черт притащиться сюда, чтобы ее тут прикончили. На Идальго ей бы оказали такую услугу в любое время дня и ночи.

― Да, о ближнем она не подумала, ― сказал я.

― Как ты прав. ― Жалость к себе пульсировала в нем, как головная боль, не оставляя места иронии. ― Почем мне было знать, что она выдает себя за белую? Что она зальет кровью всю мою комнату? Теперь придется ее мыть.

По другую сторону стойки сидел Алекс со своим стражем. Мне была видна только его макушка, но до меня долетало его шумное дыхание.

― После того, как девушка вошла в комнату, ― продолжал я, ― кто-нибудь еще входил?

― Я не заметил. Обычно я за ними не слежу. Приходят, уходят. ― Ему понравилась последняя фраза, и он повторил: ― Приходят, уходят.

― Вы никого не видели?

― Не-а. Я сидел здесь, убивал время. Они приходят, уходят. ― В нем закипело негодование. ― Хотел бы я увидеть этого парня. Я бы ему показал, как пачкать мой пол...

― Вы считаете, это мужчина?

― Кто сказал?

― Вы сказали «парня».

― Да у меня такая привычка. А потом, зачем женщине резать женщину? ― Наклонившись ко мне, он продолжал громким сценическим шепотом: ― Хотите знать мое мнение? Я думаю, ее порешил этот молодой верзила. Они всегда режут своих баб, точно.

Послышалось шарканье ног. Алекс Норрис перелетел через стойку головой вперед и приземлился на все четыре прямо перед нами. Вскочив, он размахнулся и ударил толстяка администратора по уху. Тот слабо вскрикнул и навалился мне на ноги.

Алекс метнулся к окну. Не имея возможности встать, я завопил:

― Стой, Алекс! Вернись!

Он вышиб защитный экран и перекинул ногу через подоконник. Его синий пиджак лопнул на спине по шву.

Полицейский обежал стойку, на ходу поднимая правую полу своей форменной куртки. Крышка кобуры откинулась, и револьвер, как смертоносная птичка на пружинке, взлетел в его руке. Щелкнул предохранитель. Алекс все еще не мог протащить вторую ногу через узкое отверстие. Ничего не стоило его подстрелить, как сидящую на гнезде утку.

Я свалил толстяка на пол и встал перед дулом револьвера. Полицейский, уже готовый нажать на курок, крепко выругался.

Алекс скрылся за окном. Я бросился за ним следом. Он огромными скачками несся через полосу высокой сухой травы к проволочной ограде, отделявшей мотель от автострады. В высоту в ней было футов семь. Не снижая скорости, юноша оттолкнулся и рыбкой перелетел на другую сторону. Его форд стоял на обочине.