Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марат редко прокачивал себя именно до такого состояния, до третьей ступени. Просто сегодня явно «надо». Вокруг давно светло. Солнце все так же за тучам, но утро прошло, день в самом разгаре. А спать нельзя. Нельзя. Тут и там снуют змеи, пару раз клыки вцеплялись ему в берцы, но прокусить не смогли. А если бы прокусили? Валялся бы сейчас раздутым от яда телом, рядом-вместе с перебитыми «завриками».
Вот оно. Везёт. В траве лежало копье. Точно из такого же материала как и топор Марата. Прекрасно. Как гора с плеч.
Ну что, возвращаемся?
Нет.
Доказательство победы.
Ясно было сказано, и написано — «доказательство победы». Оружие врага не всегда является доказательством. А вот череп… Скальп. Отрубленный палец. Рука. Хоть один зуб, в конце концов…
Вот здесь его и настигла смерть. По всей видимости, противник Марата был то ли здоровый, то ли самоуверенный, а может просто — глупый. Решил принять бой на открытом пространстве, умереть на полянке, которая, кстати, оказалось болотцем, непересыхающей лужей среди деревьев. Здесь он и завяз. Здесь его и взяли. Здоровенный, наверно, был мужик. Вот его амулет, вот кровь. Ни единого кусочка, только ошметки одежды. Ботинок увязший глубоко в грязи. Сорок пятый размер. И еще ботинок, и что-то похожее на штаны. Ремень. Сумка. Сумку не тронули. Хищники из юрского периода не интересуются ни документами, ни гаджетами, ни деньгами.
Марат достал из сумки кошелек, вынул наличку (бумажки были почему то совершенно разные, хотя больше доллары и евро), не глядя кинул себе в рюкзак. Посмотрел документы. Американец. Запомним, потом пробьем по сетям. Оставаться здесь опасно. Здесь пахнет кровью. Быстро. Подхватил копье, ботинок, остатки штанов с кровью, амулет конечно же… и руки в ноги, но не спеша, с оглядкой, как можно быстрей — к Кругу Переноса.
Путь обратно оказался куда короче.
Марату уже несколько часов приходилось поддерживать себя в перевозбужденном состоянии, держать ровным пламенем огонь в груди, и крылья за плечами. Это поначалу кажется легко.
Вот и Круг. Не спеши, оглядись.
Никого.
Берцы снять, на шею. Копье неведомого противника Марат поднял высоко над головой в правой руке, словно боялся что набегут… зеленые человечки, и отберут. Топор в левой. Так он и вывалился в двадцать первый век от рождества одного из пророков: босой, с грязнущими ботинками, связанными шнурками на шее, с копьем и топором, с раскрытым рюкзаком, истекающий потом, весь в желто-зеленой слизи, что заменяла кому-то кровь, и с настоящей кровью, которая еще иногда капала с чего-то, похожего на человеческие штаны, которые очень долго драли собаки. Почему она не засыхала — Марат не понимал, а теперь сообразил что это не совсем кровь, а кровавая вода.
Тишина. Нет не скрипов, ни свистов, ни шуршания, ни воды в воздухе. Все вокруг строго, и симметрично. И сухо.
«Вы можете продолжить прохождение Теста в течении 72 часов, если по истечении этого срока вы отказываетесь от прохождения — результат теста аннулируется. Вы можете выбрать дополнительное умение».
Ладно, понял, не зуди…
Марат снова ткнул во вторую строчку списка из пяти пунктов. Снова проигнорировал Регенерацию, и взял Познание. И тут, прямо перед глазами, вспыхнули надписи. Много, и все синими буквами. Хотя какие это буквы? Набор каких-то знаков. Как будто строчки в фильме Матрица, только объемные, трехмерные. И синие, а не зеленые. Марат постарался сосредоточиться. Старался выхватить хоть одно знакомое слово. Да что там слово — букву. Бесполезно. Просто хаос перед глазами. Не иероглифы, не восточная вязь, не латиница, не кириллица. Черт знает что. А это наверняка информация, и причем — важная. Надписи помаячили секунд двадцать, не больше — а потом исчезли. Вот гадство… А ведь наверняка это важно.
Марат сполз с Круга Переноса. Ему сейчас надо спать, и поесть, а не умения выбирать и не инопланетную графику разбирать. Ему бы сейчас с кем поговорить. И покурить. Трясущимися руками он достал из рюкзака пачку, выудил сигарету, и с наслаждением затянулся. В лесу курить нельзя — любое зверье тебя, паровоза, за километр учует. А сейчас — можно.
Если бы кто-то находился рядом с Маратом, и мог смотреть чуть глубже чем обычное человеческое зрение, то он бы наверняка заметил, как исчезла из рук человека опасность, как сжались в точки за спиной великолепные крылья. Как ровный пламень в груди опал, перестал гудеть с угрожающим ревом, спрятался под одеждой.
Но не потух.
Глава 7
Он рассказал Юте все. С самого начала, от того места, когда нашел объявление на пустыре ночью. Как пошел и обнаружил по адресу бывшего полицейского, который вроде как отсеивал претендентов. Как прошел первое испытание-тест, какие умения выбрал. Заперевшись в темноте туалета она писала на бумаге слова, а он потом заходил, и в полной темноте читал написанное, демонстрировал как может «видеть невидимое». Юта слушала внимательно, иногда уточняла детали, переспрашивала, делилась промежуточными выводами.
Они всегда рассказывали друг другу всё. У них не было тайн друг от друга. Никаких недомолвок и двусмысленностей. Слишком много от этого зависело, и зачастую они не имели возможности не то что обмануть друг друга, но даже приукрасить произошедшие с ними события. Слишком часто от того, насколько тщательно они поделятся с друг другом подробностями, могло самым коренным образом поменяться их настоящее и будущее.
Юта, хоть и была младше Марата, но революционного опыта у нее был больше. Она получила боевой псевдоним-позывной раньше по возрасту, ее обучали специальные подготовленные люди (в том числе и сам Марат). Если он был по большей части самоучка, то она — специально подготовленное оружие революции. Боевая машина восстания.
Внешне она представляла собой женщину, в полном расцвете своих женских сил, ростом чуть выше Марата, стройная, с узкой талией, и в меру широкими бедрами, на которые заглядывались все мужчины. С грудью третьего размера, которой яростно завидовали все женщины. Милое личико с ямочками на щеках, прямой аккуратный носик римской патрицианки. Рыжая копна волос валькирии, прозрачная белая кожа, и голубые глаза, всегда горящие холодной яростью. Но иногда они становились зелеными.
Как и Марат, она умела проникать на любой объект. Никто пока не мог устоять перед ее детской непосредственностью. Вот она