– Анестэйша, ты себя недооцениваешь, но я скажу как есть. Я знаю, что ты соврала в суде на Танорге.

Сердце пропустило удар, а мышцы лица в один миг одеревенели. Неужели он привёз меня сюда, чтобы обвинить в лжесвидетельстве? Почему тогда не остановил там, в зале суда? В конце концов, всё сказанное мною ему, как адвокату, было только на руку…

– Нет, ты не поняла! – сразу вскинулся Эрик, уловив изменение в моём настроении. – Я ни в чём тебя не обвиняю. Более того, это единственный случай за всё время, о котором я слышал, когда цварг признался в эмоциональном взломе сознания, а жертва не только не подтвердила, но и опровергла сказанное.

– Может быть, потому, что никакого эмоционального взлома сознания не было? – изо всех сил я надеялась, что мой голос прозвучал ровно.

Впервые за весь вечер порадовалась, что передо мной эльтониец, а не цварг.

– Я знаю, что был. Анестэйша, я просто знаю. Я вижу это… по тебе, по твоим глазам. По Киару, в конце концов! Он никогда бы не сознался в том, чего не совершал, да и смысл ему на пустом месте свидетельствовать против себя в суде?! Я слишком много лет знаю Киара, и чувствую, что это было. Но всё это меня мало интересует, я хочу лишь знать, как тебе удалось под таноржским детектором лжи последнего поколения заявить, что ничего такого не было? Почему самая лучшая техника не отреагировала на твои слова?!

… Капитан Валлуни снимает с руки детектор лжи в виде бабочки, а я считаю секунды, в течение которых медленно потухают зелёные диоды. Три с половиной секунды. Мне надо будет успеть выкрикнуть фразу за три, чтобы когда я положила браслет на столешницу, он всё ещё тускло светился и не вызвал вопросов. Издалека осматриваю металлическое произведение искусства на запястье Киара и прикидываю, с какой стороны в него встроен пульсометр. Из-за одурманивания синтетическими бета-волнами у меня и так сейчас пониженная температура тела и пульс ниже среднего, но надо будет подстраховаться и поддеть мизинцем правое крыло спереди. Чтобы никто не заметил, придётся заранее вызывать суматоху в зале и незаметно спрятать руки…

– Наверно, потому, что я сказала на суде правду, Эрик.

Эльтониец откинулся на мягкую спинку кресла, накрыл своё лицо руками и тихо простонал:

– Анестэйша, ты не понимаешь… мне надо знать. Понимаешь? На-а-а-адо…

Эрик не требовал, не угрожал и даже не просил. Он умолял. Я же молчала. А что я ещё могла ответить? Признаться в лжесвидетельстве?! Жизнь Киара мне важнее, не говоря о том, что и меня за такое по головке не погладят. Да и с Вейссом я знакома без году неделя.

Через некоторое время Эрик убрал ладони от лица и произнёс, но уже гораздо более сухим тоном, чем говорил со мной до этого:

– Я прилетел на станцию Космического Флота сообщить тебе, что помимо крупного денежного штрафа я добился возбуждения уголовного дела против Игнара Радосского по вопросу умышленного синтетического воздействия. Твоих показаний вкупе с роботом-уборщиком, переданным адмиралом Леру, и заключения экспертов оказалось достаточно.

Я рассеянно кивнула. Меня больше это не интересовало. Было противно осознавать, что мой родитель, пускай не претендующий на звание «отца года» оказался способным на такое… Бездушно выжать планету, конвертируя её ресурсы в кредиты, а когда Захрана ему показалось мало, заняться разработкой оружия, способного уничтожить самую сильную расу в Федерации Объединённых Миров и подчинить себе остальные.

– Как ты уже знаешь, – продолжил Эрик, – после того громкого процесса он пропал.

– Предположительно скрывается на Танорге, – вставила я, вспомнив новости, которые время от времени просматривала через инфосеть станции.

Эльтониец состроил такое лицо, что мне сразу стало понятно: отец скрывается где угодно, но только не на Танорге.

– Неважно, где он. Важно то, что если его найдут, то, скорее всего, сошлют на какой-нибудь астероид, а потому он сделает всё возможное, чтобы не отсвечивать.

– И при чём здесь я? – попыталась задать вопрос нейтрально, но получилось почему-то раздражённо.

– А при том, что в ходе проверок выяснилось, что далеко не всё, чем занимался твой отец, было нелегальным. К примеру, основной бизнес по утилизации мусора на Захране – более чем законен. Документы, договоры с Аппаратом Управления Планетой, банковские переводы, налоги, отчёты – придраться не к чему. А ты – единственная наследница Игнара Радосского.

«Положим не единственная, есть ещё и Яков, который знает, кто его отец. Но точно единственная, рождённая в зарегистрированном браке», – поправила я адвоката мысленно, но вслух решила не высказывать своего замечания. В конце концов, это была всего лишь моя догадка, рождённая в горячечном бреду под действием гипноза. Никаких доказательств того, что Игнар Радосский имел вторую семью «про запас», у меня не было.

– Насколько я знаю, у моего отца есть жена, – моя мать, – и по законам Захрана именно ей должно отойти если не всё, то большая часть. Опять же, это возможно только в том случае, если Игнара Радосского признают погибшим. Эрик, я не понимаю, к чему ты клонишь. Говори уже яснее!

Мужчина с малиновыми волосами снисходительно мне улыбнулся, а я почувствовала, как начинаю на него злиться.

– Ты заблуждаешься. Для того чтобы имущество гуманоида арестовали или передали его родственникам, смерть вовсе необязательна. Такая вещь, как преступление против целой расы, ведёт к тем же последствиям. Формально изобретение синтетических бета-волн, которые могут за несколько лет свести в могилу любого цварга, можно отнести к этому случаю. Иллария Радосская, безусловно, получит всё ей причитающееся – движимое и недвижимое имущество на Захране. Но самые крупные банковские счета Игнара Радосского были открыты не на Захране, а в межгалактическом банке. Твой отец – гражданин Танорга, а по законам этой планеты наследниками могут выступать лишь те, кто имеет с ним общую кровь.

– Иными словами, я могу стать самой богатой захухрей во всех галактиках, – закончила мысль за адвоката.

Эрик кивнул.

– А если я откажусь? У кого эти деньги окажутся тогда?

Адвокат пожал плечами.

– Сейчас все счета находятся под арестом Федерации Объединённых Миров. Если Игнар Радосский и дальше будет так же ловко скрываться от органов правосудия, то они будут заморожены ещё порядка десяти лет. Затем их разморозят, и средства конфискуют, потому что Игнар, скорее всего, будет к этому моменту объявлен особо опасным преступником. Конечно, если за эти десять лет будет получено подтверждение о смерти твоего отца, то тут уже вступит в силу закон о наследовании. Но с учётом влияния и связей Игнара Радосского я бы на это не надеялся. Даже если с ним случится несчастный случай, он с высокой вероятностью уже изменил внешность и документы, а, следовательно, официальной справки о его смерти ты не получишь.

Я покачала головой.

– Эрик, я очень ценю то, что ты мне сообщил. Честное слово… но я не хочу пользоваться кредитами, которые мой отец нажил на том, что разрешал закапывать на Захране радиоактивные металлы.