Дед князя Дмитрия, Федор Иоаннович Пожарский-Немой, служил при дворе Ивана Грозного и считался столичным жителем, имея в Москве собственный особняк. Отец героя Смуты — Михаил Федорович Пожарский-Глухой — участвовал в походах Ивана IV на Казань и в Лифляндию, за что был отмечен вотчиной Мугреево.

В годы опричнины Иван Грозный, борясь с боярской оппозицией, сослал на поселение в Казанский край около сотни княжеских семей, в их числе оказались и пять князей Пожарских. Имущество и земли Пожарских были в годы опалы конфискованы и переданы сыну царя Ивану, а Пожар — князю Владимиру Андреевичу Старицкому. Позднее Иван Грозный вернул Пожарским свое благорасположение. Но их карьерные возможности оказались сильно ограниченными, а возвращенные вотчины пришли в упадок за время отсутствия хозяев.

По возвращении из Казани Федор Пожарский вновь оказался на московской службе, участвовал в завершающих кампаниях Ливонской войны в скромном чине дворянского головы. Незадолго до смерти он принял постриг в Троице-Сергиевом монастыре.

После этого до начала Смуты о князьях Пожарских история почти хранит молчание. Представители рода служили на третьестепенных должностях. «Опричь городничих и губных старост нигде не бывали», — расскажет князь Дмитрий. Он сам — даже после всех подвигов по спасению Отечества — вынужден будет уступать очень многим в местнических спорах. «Пожарские выглядели не столько как аристократы, сколько как знатные дворяне без особых перспектив в армии, при дворе, да просто в Москве, — пишет современный биограф князя Дмитрий Михайлович Володихин. — Высший слой провинциального дворянства — вот их уровень». В то же время князья Пожарские являлись заметными спонсорами Суздальского Спасо-Евфимиевского монастыря.

Князь Федор Иоаннович женил своего старшего сына Михаила на Марии Феодоровне Берсеневой-Беклемишевой, которая пережила мужа на два десятка лет. Князь Дмитрий Михайлович родился 1 ноября 1578 года в 12 км от Коврова в деревне Сергово, одной из вотчин Пожарских. Детские годы его прошли в родовом имении Мугреево (Богоявленское, Дмитриевское), где Дмитрий воспитывался вместе со старшей сестрой Дарьей и младшим братом Василием. Уже в наше время в селе был установлен памятный камень.

Отец умер, когда Дмитрию было 9 лет. Воспитывала мать. В 1587 году юный княжич Дмитрий вступил во владение Мещевским и Серпейским поместьями за рекой Угрой. Совладельцами были мать, сестра и брат. Женился Дмитрий на Параскеве (Прасковье) Варфоломеевне, девичья фамилия которой осталась невыясненной.

С малых лет Дмитрий Пожарский был хорошо обучен грамоте (дед его матери Иван Берсень был близок с известным писателем и мыслителем Максимом Греком, в семье была приличная библиотека), учился владеть оружием, познавал воинскую науку, а с пятнадцати лет приступил к службе при государевом дворе. Семья переселилась в Москву, в семейную усадьбу на Сретенке. Князь служил при царе Федоре Иоанновиче в невысоком придворном чине стряпчего.

При дворе стряпчих было несколько сот, жили они в столице по полгода, а остальное время проводили в усадьбах. В торжественные дни стряпчие носили скипетр и другие символы царской власти, в военных походах служили оруженосцами. В должности «стряпчего с платьем» Пожарский должен был под присмотром постельничего подавать и принимать различные предметы туалета царя при его одевании и раздевании.

Царь Борис Годунов пожаловал Пожарскому поместье на 80 четвертей (четей) в Подмосковье и в 1604 году перевел из стряпчих в стольники. Князь Дмитрий был отправлен на охрану юго-западных рубежей, которые часто тревожили крымские татары. В течение пяти лет Пожарский командовал отрядом стрельцов, в боях был серьезно ранен в ногу, после чего получил прозвище Хромой. Оставался он при дворе и при Лжедмитрии I, и при Василии Шуйском.

И вот теперь князь Пожарский встал на защиту Коломны. После битвы у этого города и победных действий у речки Пехорки, где был разбит отряд атамана-тушинца Салькова, Василий Шуйский поставит Пожарского воеводой Зарайска. Защищая его от поляков и тушинцев, Пожарский был ранен и уехал лечиться в одну из своих суздальских усадеб — в село Нижний Ландех. По излечении он опять вернулся в Зарайск.

Опорой для царя Василия стали города северо-востока. Как замечал Платонов, «не по симпатии к Шуйскому и не по уверенности, что тушинский Дмитрий самозванец и вор (этот вопрос они решают так: „не спешите креста целовать, не угадать, на чем свершится“… „еще до нас далеко, успеем с повинной послать“), — восстают они за порядок против нарушителей его».

Движение городов в поддержку законной — московской — власти началось, похоже, с Устюга, который вступил в переписку с Вологдой, убеждая ее не целовать креста Вору, как стали именовать Лжедмитрия II в официальном лексиконе. Города переписывались между собой, посылали друг другу ополченцев, чтобы вместе отгонять тушинцев. Таким образом против самозванца восстали Нижний Новгород, Владимир, Галич, Вологда. Во главе сопротивления стояли либо находившиеся там воеводы Шуйского, либо выборные предводители.

Еще одним важнейшим оплотом стабильности и российской государственности, который сыграет немалую роль в судьбе Нижегородского ополчения, был Троице-Сергиев монастырь. В течение полутора лет обитель, основанная преподобным Сергием Радонежским, выдерживала осаду чуть ли не тридцатитысячных войск Сапеги и Лисовского. Игумен монастыря архимандрит Иоасаф и келарь Авраамий Палицын вселяли веру в сердца защитников крепости.

Больше полутора лет после первой вспышки восстания Нижний Новгород и его уезд пребывали в мире.

Но осенью 1608 года рассеявшиеся повсюду тушинские отряды, а то и местные представители власти или населения под воздействием прелестных грамот самозванца приводили город за городом под контроль Дмитрия. На его стороне уже были Арзамас, Балахна, Городец, Муром, Гороховец. Овладение Нижним Новгородом дало бы Лжедмитрию II возможность контроля над Волго-Окским междуречьем и землями, где против власти Москвы поднялись чуваши, татары, марийцы, где сновали казачьи отряды.

В Нижегородской земле раскол на сторонников «боярского царя» Шуйского и Тушинского вора тоже был налицо. Но в целом Нижний Новгород и его дворянство остались верны Москве. И понятно почему. Отряды тушинцев, рассыпавшись по стране, сеяли смерть и хаос. В их рядах действовали и «литовские люди» — военные отряды из Речи Посполитой, и поволжские народы. Все это не прибавляло тушинцам симпатий нижегородцев, чье благополучие и торговля зависели от социальной стабильности и безопасности на торговых путях.

В Нижнем Новгороде собственных сил для отражения тушинцев было мало. Крупный отряд нижегородских дворян в составе войска боярина Федора Ивановича Шереметева был послан ранее в Астрахань, чтобы вернуть этот фактически отделившийся город в состав государства. Пудалов восстанавливал боевой путь войска: «После затяжных боев в Нижнем Поволжье в 1606 — первой половине 1608 г. эта рать выдвинулась из Царицына в Казань и Чебоксары, присоединив по пути несколько менее значительных отрядов (войско И. Н. Салтыкова, рать боярина кн. И. В. Голицына и окольничего кн. Д. В. Туренина, конвой кн. А. М. Львова, доставившего в феврале 1608 г. из Москвы в Царицын жалованье ратным людям). Судя по упоминаниям документов, в отрядах Ф. И. Шереметева видную роль играли нижегородцы Г. Д. Жедринский, С. Кузьминский, Т. Любятинский, В. Ф. Приклонский, М. И. Соловцов, М. Федоров, арзамасцы В. А. Мотовилов, М. Е. Товарищев; нижегородский и арзамасский „служилые города“ (наряду с московскими стрельцами и астраханскими казаками) принадлежали к наиболее боеспособной части рати. Боевые действия эти отряды начали уже на территории Казанского, Чебоксарского, Свияжского уездов. Так, осенью 1608 г. отряд во главе с нижегородцем А. Д. Хохловым разбил несколько небольших отрядов тушинцев под Свияжском, в том числе отряд курмышского сына боярского В. Ртищева».