– Кем он был? – спросил Энди.

– Врачом. Он был ученым, членом Королевского общества и другом некоторых светил медицины, имен которых я не помню.

– Их звали, – сказал я, и Кларк тут же резко обернулся, – Араго, Буажиро и сэр Хэмфри Дэви.

– Да? И как вам удалось узнать?

– Навел справки. Похоже, все они в это время писали друг на друга памфлеты, а вот какие открытия в медицине им принадлежат – не знаю. Но мы отвлеклись. Так что же случилось? Вы можете добавить что-то еще?

– Нет, – признался Кларк. – Доктор Норберт Лонгвуд неуловим, как и тогда. Все, что о нем известно, – умер ужасной смертью в своей комнате осенью 1820 года. Слуги так боялись колдовства, что тело его два дня пролежало в этой комнате, пока его не обнаружили. Поэтому и говорят, что он хватает людей за ноги своими пальцами.

Я обнял Тэсс.

– С тех пор комната изменилась, – торопливо продолжил Кларк. – В те времена она была из темного дуба; здесь находились книжные полки и лекарства. Теперь, на мой взгляд – да вы и сами можете убедиться, – это веселое и симпатичное место. Последний из Лонгвудов хотел очистить его. В конце концов, произошла та самая история с люстрой, упавшей в столовой на дворецкого семнадцать лет назад.

Похоже, Кларк разволновался; он стоял постукивая сжатым кулаком по ладони другой руки.

– Все очень запутано; некоторые реальные события обросли легендами. Теперь я и сам не знаю, где правда, а где вымысел. Так всегда бывает. Если вам доводилось слышать подобные истории, то вы можете предсказать все заранее. В них всегда есть обычные происшествия, достоверность которых сомнительна, потому что они встречаются в сотнях других историй о привидениях, где обязательно смешаны с реальными фактами, а люди продолжают повторять их. Вот вам пример! Когда вы вошли в дом, обратили внимание на высокие напольные часы в холле?

Мы кивнули. Кларк пожал плечами:

– Существует легенда, что часы остановились в момент смерти Норберта Лонгвуда и с тех пор их нельзя завести. Чепуха! Во-первых, часовщик в Притлтоне говорил мне, что нет поломки, которую бы он не исправил, а во-вторых – и это гораздо важнее, – скучная история об остановившихся часах снова и снова повторяется в подобных историях. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Но Тэсс настаивала.

– Да, – сказала она, – но были случаи, когда что-то видели?

– Да.

– Что?

– Норберта Лонгвуда, – ответил Кларк. – После его смерти. – Он немного помолчал. – Это короткая история, к тому же не очень приятная. Я расскажу, а вы постарайтесь забыть ее, если сможете. Она кажется очень убедительной. Не то, что история с часами.

Примерно через шесть месяцев после смерти Норберта Лонгвуда видел в этой комнате его кузен. Кстати, в день смерти Норберта кузена здесь не было. О происшествии узнали из его дневника, и случилось оно 16 марта 18 21 года.

Кузен вошел в комнату примерно в четверть двенадцатого, думая, что она пуста. К своему удивлению, он увидел мужчину в черной одежде из тонкого сукна, сидящего у камина спиной к двери. Кузен хотел было с ним заговорить, как тот встал и обернулся, и он узнал Норберта Лонгвуда. Норберт выглядел как живой – разве что лицо было очень бледным. На Лонгвуде была полотняная манишка с жабо. Но больше всего потрясло кузена то, чего он совершенно не мог понять, – длинная красная царапина на лице Норберта, словно прочерченная булавкой, от внешнего угла глаза и почти до подбородка.

В комнате стоял затхлый запах.

Кузен повернулся и убежал. На следующее утро за завтраком он как бы между прочим, рассказал все, что с ним произошло. Никто не вымолвил ни слова до тех пор, пока он не упомянул о царапине. Тогда сестра Норберта (ее звали Эмма) чуть не потеряла сознание. Позже она рассказала то, о чем до этого не говорила никому: когда готовили к погребению тело Норберта, она, наклонившись над ним, случайно поцарапала булавкой своей брошки лицо умершего. Тогда женщина быстро припудрила царапину и скрыла инцидент. Вот и все.

Кларк встряхнул руками, как бы сбрасывая с себя тяжесть истории.

– И вы хотите, чтобы мы об этом забыли, – пробормотала Тэсс. – О господи!

– Да, очень милая история, особенно для пугливых женщин, не правда ли? – решил высказаться Логан. Однако тон его голоса был на удивление резким и осуждающим. – Этого не может быть! Что вы нам рассказали?

– Историю, – удивленно ответил Кларк. – Я ничего не утверждаю – только цитирую.

Энди промолчал. Он достал трубку и стал набивать ее табаком.

Гвинет Логан эта история, казалось, впечатлила меньше всех. Она задумчиво смотрела своими ясными голубыми глазами на камин и кресла. Наконец, кивнув, она произнесла:

– Да, тетушка Дженнифер однажды предупреждала меня, что надо быть осторожной с такими вещами, – с ней произошло что-то подобное, когда умер мой дядя. Вообще-то говоря…

Очевидно, совершенно бессознательно она воспользовалась случаем и, повернувшись, обратилась к нам:

– Вам не кажется, что всем нам пора идти переодеваться к обеду?

Было уже час ночи, и я, должен признаться, пребывал в состоянии нервного возбуждения. Нет, ничего не случилось – просто было тревожное ожидание, будто что-то должно произойти.

План «Лонгвуд-Хаус», словно карта, стоял у меня перед глазами. Еще бы. До и после обеда мы только тем и занимались, что обходили весь особняк. В восточной его части на первом этаже, если пройти из гостиной и кабинета через главный холл, находились столовая, кухня, подсобные помещения, библиотека и бильярдная. Бильярдная занимала небольшое крыло с правой стороны дома – вот таким образом:

+– ____________________+.

| |

+– ____________________|

… | |

… +– -+.

Из ее окон виднелся весь великолепный черно-белый фасад с лилиями, освещенный лунным светом.

Спальни наверху были маленькими. Моя находилась с северной стороны. На окнах висели яркие шторы, пол был чисто выметен, а сама комната – симпатично украшена; с потолка свисала электрическая лампочка, а на каминной полке рядом с кроватью стояли книги. Проблема состояла в том, чтобы подняться с постели, выключить свет и постараться уснуть.

В час ночи я встал, в третий раз включил свет, надел тапочки и халат.

За обедом мы несколько не рассчитали с выпивкой. Не хочу сказать, что выпили слишком много, – наоборот: ровно столько, чтобы довести себя до бессонницы. Все вокруг внезапно стало ярким и живым: Гвинет Логан, неотразимо прекрасная в черном вечернем платье с глубоким вырезом; свет свечей на обеденном столе, от которого ее волосы, взгляд и плечи казались такими мягкими; необыкновенная женственность, заставлявшая воображать ее нагой; Бентли Логан с его крахмальной манишкой, раздувшийся, словно тесто в печи, и рассказывающий свои истории, изрыгая хохот на пламя свечей; дребезжание кофейных чашек; небрежно произнесенное неуместное слово; разговор о делах с подтекстом и совершенно четкая картинка: момент расставания на ночь и Кларк, вкладывающий что-то в руку Гвинет.