Первые годы правления Сфорца в этой области отмечены несколькими ужасающими преступлениями и кровопролитиями. Чем меньше было владение, тем более ожесточенными становились феодальные распри, и нигде в Италии они не приносили больших несчастий, чем в Романье. Такие бойни часто происходили в церкви, где было проще всего напасть на своих врагов, которые находились там без своих телохранителей и, как правило, были беззащитны. В 1434 году население Камерино восстало против правившей там фамилии Варани, убивая всех мужчин из этой семьи в церкви Св. Доминика. Только один мальчик, Джулио Чезаре, был спасен его теткой, которая, спрятав его в вязанке сена, бежала с ним к Тринчи, правителям Фолиньо. Эти Тринчи, как и любая другая семья, сами могли организовать бойню. Под каким-то предлогом глава дома вырезал целую семью, состоявшую из трехсот человек; нагрузив их изрубленными телами тридцать шесть ослов, он прогнал их вокруг Фолиньо.

Вследствие такой сложившейся тяжелой ситуации тетка отправила своего питомца в Фабриано, которым управляли Кьявелли, состоявшие в дружеских отношениях со Сфорца. Но когда они предпочли связать свою судьбу с папским престолом, Сфорца стал вдохновителем заговора против них. В 1435 году в день Вознесения Христова, когда Кьявелли явились к мессе, семнадцать заговорщиков расположились в церкви как можно ближе к ним. Нападение должно было произойти в самом начале мессы, но заговорщики медлили. Наконец, когда прозвучали слова «Et incarnatus est de Spirito Sancto»[12], один из них обнажил свой меч, воскликнув: «Смерть тиранам!» Первым напали на восьмидесятилетнего Томазо, главу дома, но тот, смело вступив в схватку, заставил дорого заплатить за свою жизнь. Двое других были убиты в ризнице. Три мальчика нашли убежище в алтаре, где священники укрыли их, а затем отправили в монастырь. Спустя несколько дней детей обнаружили, выволокли на рыночную площадь и заставили принять яд. Четверо других детей были задушены, а восьмимесячного младенца, мирно спавшего в колыбели, вытащили из нее и размозжили его голову о стену. Толпа, ставшая на сторону заговорщиков, присоединилась к разграблению домов Кьявелли. Затем город отдал себя в руки Сфорца, который приветствовал свершившийся переворот. Под его командованием сражался один из Кьявелли.

Юный Джулио Чезаре Варано был отправлен в монастырь. Он жил с надеждой, чтобы когда-нибудь вернуться в Камерино, ибо в глубине души люди все же признавали права своих мелких господ-тиранов, и хотя зачастую охотно восставали против них, всегда находилась партия, готовая выступить в их поддержку. Его убил Цезарь Борджия после того, как захватил город. Все, что Папа мог поделать со Сфорца, это признать его завоевания и, подобно тому как были вынуждены поступать его предшественники, объявить его папским наместником. Таким образом, он стал маркизом Фермо и гонфалоньером Церкви. Но герцогу Милана совсем не понравилось, что Сфорца, вместо того чтобы завоевывать города для него, взялся основать государство для самого себя. Возмущенный до крайности, Филиппо Мария послал Пиччинино для переговоров со Сфорца и с Папой, вынужденным искать убежище в Тоскании.

В это время Флоренция и Венеция предложили Сфорца командовать их войсками в войне с Миланом. Он колебался, поскольку не хотел открыто разрывать отношения с Висконти, но в конце концов ответил согласием. В 1435 году он прибыл во Флоренцию для консультаций с Папой Евгением. Этот визит имел важные последствия для Сфорца, ибо здесь он познакомился с Козимо Медичи, который сразу же проявил доброе расположение и уважение к нему. Между ними завязалась крепкая дружба. Козимо поддерживал Сфорца и финансировал все его проекты, а Сфорца не раз обращался к нему за дружеским советом в критические моменты своей карьеры. Следствием этой дружбы стал дворец Козимо Медичи в Милане, подаренный ему Франческо, в соответствии с традициями того времени. Он был превращен в Банк Медичи, ставший одним из самых замечательных строений в Милане, поскольку Козимо не жалел никаких средств на его обустройство. К сожалению, финансовые затруднения его внука, Лоренцо, вынудили его продать этот дом в 1484 году.

Успех Сфорца в Анконской Марке обернулся великим унижением для Папы Евгения, испытывавшего глубокую ненависть к своему гонфалоньеру. Поэтому он охотно позволил устроить покушение на его жизнь. Сфорца, предупрежденный неким кардиналом, усилил свою охрану. Узнав об этом, его люди пришли в ярость и, атаковав папские отряды, пленили их командира. И хотя тот во всем сознался под пыткой, Сфорца с великодушием, редко его оставлявшим, ограничился лишь тем, что заточил его в замке Фермо. Там папский военачальник написал письмо, умоляя доверять ему, и предупредил Сфорца о том, что нет никого из живущих ныне людей, кого бы Папа ненавидел больше, чем его самого. Пиччинино был, по-видимому, посвящен в заговор, но Сфорца не принял предложения убить своего соперника, с неистовыми угрозами выставив вон двух претендентов на роль убийц. Пиччинино, надо отдать ему должное, впоследствии всегда сообщал Сфорца о готовящихся на него атаках, даже со стороны герцога Милана.

Калейдоскоп итальянской политики теперь вновь начинает вращаться с изумительной быстротой. Венецианцы были так напуганы той мощью, с которой обрушился на них Пиччинино, что умоляли Флоренцию, в интересах общего дела, прислать им на помощь Сфорца. Флорентийцы согласились, но, к досаде Венеции, Сфорца отказался форсировать реку По и атаковать миланцев. Филиппо Мария был весьма доволен. По своему обыкновению он воспользовался случаем, чтобы посеять раздор между своими врагами, заключив сепаратный мир с Флоренцией и Папой. Он снова пообещал Сфорца Бьянку Марию, оказал ему поддержку в его экспедиции в Неаполь. И снова Сфорца доверился лукавому Висконти, и начались грандиозные приготовления к свадьбе в принадлежавших ему городах, где стали собирать деньги на подарки. Церемония должна была состояться в Фермо, и Алессандро Сфорца писал из Мачераты своим чиновникам, повелевая подготовить все необходимое — сено, подстилки для скота, хорошие кровати, мясо, цыплят, простыни, лошадиные попоны, поваров, дичь, рыбу, опрятных мальчиков в качестве прислуги, коней, вьючных животных, окорока, козлят, ягнят, овец, яйца, сыр, солонину, — словом, все, что нужно для такого случая. Но вскоре Сфорца обнаружил, что Висконти вовсе не намерен отдавать столь ценный залог, как собственная дочь, но готов использовать ее, чтобы держать его в игре как можно дольше.

Не было у него и желания помогать Сфорца в Неаполе. Одно время он также покровительствовал анжуйцу, но затем произошел инцидент, который произвел глубокое впечатление на людей Ренессанса и в немалой степени обеспечил Альфонсо Арагонскому вполне заслуженную им репутацию мудрого человека. Висконти отправил генуэзкий флот на помощь Рене Анжуйскому. За Гаетой они столкнулись с кораблями Альфонсо. Арагонцы, имевшие численное превосходство, не сомневались в своей победе, но генуэзцы, прирожденные мореходы, были в своей стихии. И хотя битва была долгой и ожесточенной, победа оказалась столь полной, что лишь одному из арагонских кораблей удалось спастись бегством. Среди пленников оказались сам Альфонсо, король Наварры и множество высшей знати. Висконти, к великому разочарованию генуэзцев, приказал доставить их прямиком в Милан. Он принял их скорее как гостей, чем как пленников. Вполне возможно, что он, со своим врожденным страхом при виде чьей-либо окончательной победы, уже готовился оставить анжуйца. Но принято считать, что на его решение повлияла блестящая речь, произнесенная Альфонсо, который был восторженным почитателем классики и покровителем гуманистов. Он указал герцогу, чем может грозить победа Рене Анжуйского Милану. Рене неизбежно попытается захватить плацдарм в Ломбардии, который соединит его южноитальянское королевство с Францией. Альфонсо отдал должное самому Филиппо Мария, который навеки заслужил его признательность — весьма спорная ценность во все времена, и как никогда сомнительная в Италии пятнадцатого века — благородным отношением к своим пленникам. Был ли Висконти тронут красноречием Альфонсо или нет, но он не только его освободил, но и снабдил средствами для завоевания Неаполя.