Порция в который раз поплотнее натянула капюшон плаща, стараясь защитить лицо от ледяных игл, впивавшихся в кожу с каждым новым порывом ветра с Ламмермурских гор. Ее лошадь то и дело недовольно фыркала и трясла головой. Утро давно кончилось, и она надеялась, что скоро будет остановка и горячий обед, однако оказалось, что на этом отрезке Эдинбургского тракта нет никаких признаков человеческого жилья. Волей-неволей Гил Кромптон (суровый, но справедливый человек, командовавший их отрядом) и четверо его подручных ехали без остановок прямо в объятия снежной бури с непреклонным упорством — если не упрямством, которым славились все йоркширцы, и с которым Порция успела неоднократно столкнуться за время пути.

Миновала уже неделя с того дня, когда человек, назвавшийся сержантом Кромптоном, появился в таверне, где все еще работала Порция. Как всегда, она подавала на столики эль и старалась отбрить особо прилипчивых постояльцев, когда в общую залу с, облаком снега ввалился этот верзила, немилосердно обруганный всеми, кто толкался у очага, стараясь ухватить хотя бы частицу тепла от еле горевших сырых дров…

— Госпожа Уорт?

— И кому же она понадобилась? — Порция поставила перед клиентом полную кружку эля и облокотилась на стойку бара.

Пронзительные зеленые глаза скользнули по незнакомцу, не упустив ни единой мелочи — удобное, подогнанное по росту и весу снаряжение, добротные сапоги, грубое обветренное лицо человека, привычного к долгим путешествиям. Поначалу она приняла Кромптона за преуспевающего фермера или мастерового. Причем такого, которому не следует становиться поперек дороги, — стоило прикинуть, какая сила таится в широких грубых руках с толстыми синими венами, прямых квадратных плечах и широко расставленных мускулистых ногах, не говоря уже о суровом взгляде глубоко посаженных карих глаз.

— Кромптон, сержант Кромптон, — представился незнакомец и распахнул полы плаща, чтобы были видны рукояти двух заряженных пистолетов и простой тяжелый палаш в кожаных ножнах.

Ну конечно, и как Порция не догадалась? Он был солдатом. Шотландию будоражили слухи о гражданской войне, бушевавшей где-то там, по ту сторону границы.

— И что же вам от меня нужно, сержант? — Она не спеша подперла ладонью подбородок, разглядывая рослого йоркширца. — Наверное, кружку эля?

— Не дело племяннице лорда Грэнвилла подавать эль всяким проходимцам, — грубо отрезал Гил. — Надеюсь, сударыня, вы окажете мне одолжение и уберетесь из этой дыры. Вот тут письмо от вашего дяди. — Он вытащил из-за пазухи свернутый в трубку пергамент и положил на прилавок.

У Порции моментально кровь прихлынула к щекам, а по спине побежали мурашки. Она понятия не имела о содержании письма, которое Джек просил отправить своему брату, хотя и не сомневалась, что речь пойдет именно о ней. Нетерпеливо развернув послание дяди, она пробежала глазами ровные, аккуратные строчки.

Гил уставился на нее во все глаза. Простая служанка в таверне вряд ли могла похвастаться тем, что умеет читать, однако стоявшая перед ним девчонка в грязном рваном платье, с грубыми, натруженными руками, растрепанной рыжей шевелюрой и бледным лицом, усыпанным яркими веснушками, справлялась с письмом без малейшего труда.

Порция отлично помнила Като Грэнвилла, которого впервые увидела в жаркий майский полдень, в день казни графа Страффорда. Она не забыла и двух девочек, с которыми повстречалась в заброшенной купальне: Фиби, младшую сестру невесты, и Оливию, собственную сводную кузину. Такую замкнутую, стеснявшуюся своего заикания… Они еще играли в какую-то дурацкую игру в клятву на крови и дружбу до гроба. Кажется, она даже сплела для всех троих колечки из волос. В памяти всплыли их наивные рассуждения по поводу собственного будущего, свободного от засилья мужчин и необходимости выходить замуж. К примеру, сама Порция воображала себя солдатом, шагавшим по пути к свободе под рокот барабанов.

При воспоминании об их глупой затее Порция едва не прыснула со смеху. Надо же, всего три года назад она была способна вести себя как ребенок! И как ужасно изменилась с тех пор ее жизнь!

А вот теперь дядя предлагает ей свое покровительство. Вроде бы предложение сделано им от чистого сердца, однако Порция успела убедиться, что в жизни не бывает бескорыстной доброты. Впрочем, какой прок благородному маркизу Грэнвиллу от внебрачной дочери своего сводного брата? Она не сможет вступить ради него в выгодный союз, дабы приумножить благосостояние всего семейства. Ведь никому не придет в голову жениться на нищем отродье. Вряд ли она пригодится маркизу и в качестве служанки — у него в замке и без того слуг хоть отбавляй.

Так зачем же она Грэнвиллу?

— Леди Оливия просила передать вам вот это, — перебил ее бессвязные рассуждения сержант Кромптон. И выложил на прилавок запечатанный воском пакет.

Порция сломала печать. Оттуда выпало разноцветное волосяное колечко. Прядь черных волос ловко переплеталась с рыжей и белокурой прядями.

На бумаге, в которую было завернуто кольцо, значилось всего два слова: «Пожалуйста, приезжай!»

На сей раз Порция не смогла удержаться от смеха при виде детской жалобы. Ну, какое отношение может иметь тот глупый эпизодов купальне к ее теперешней неприглядной борьбе за жизнь?!

— А если я ограничусь благодарностью лорду Грэнвиллу, но предпочту остаться при своем?.. — Порция вопросительно приподняла бровь.

— Что ж, будь по-вашему, сударыня, — Гил выразительно обвел глазами смрадный зал. — Да только сдается мне, что вряд ли разумный человек стал бы ломать дурака на вашем месте.

— Да, вы правы, сержант, — согласилась Порция, аккуратно заворачивая волосяное кольцо и пряча его вместе с письмом за пазуху. — Черта с два я смогу придумать что-нибудь получше…

Так вот она и оказалась здесь, в трех днях езды верхом от Эдинбурга, одетая если и не слишком элегантно, то по крайней мере тепло и удобно. Теплый и плотный плащ, толстое шерстяное платье и целый ворох новых чистых нижних юбок вместе с поддетыми под них бриджами тонкой и мягкой замши позволяли сохранить тепло и спокойно ехать в мужском седле. Тем, кто намеревался бросить вызов тяготам зимнего пути по горам близ шотландской границы, было не до соблюдения этикета, согласно которому женщинам полагалось ехать в специальном женском седле, повернувшись боком.

Сержант Кромптон вручил Порции изрядную сумму денег, не пускаясь в нудные объяснения и поучения — за что девушка была очень благодарна. Чувство собственного достоинства восставало против того, чтобы принимать подачки, и сдержанность старого воина помогла преодолеть уязвленную гордость. Тем паче, что здравый смысл приказывал проглотить обиду. В ее одежде нечего было и мечтать куда-то доехать.

Несмотря на ужасный холод и пригоршни мокрого снега, сыпавшиеся за шиворот всякий раз, когда она приподнимала капюшон, Порцию снедало радостное возбуждение. Она уже и не помнила, когда могла прокатиться на такой вот замечательной лошадке. А ведь в былые времена Джек был чрезвычайно щепетилен в вопросах чистоты породы и выбирал для себя и своей дочери только чистокровных лошадей. Пока пристрастие к выпивке не лишило его окончательно способности держаться в седле, а пристрастие к картам не выгребло из карманов последние деньги.