Трех узниц держали вместе из-за непредвиденных обстоятельств – когда шофер поврежденного такси сообщил о направлении движения похитителей, первоначальное убежище стало небезопасным. Только этим объяснялись и спешка, и убогая комнатка, слишком тесная для трех пленниц и двоих дежурных охранников. Марину тоже привезли сюда из другого дома – как она говорила, усадьбы – после того, как тамошние охранники своим пьянством и разгильдяйством поставили под угрозу всю операцию. Во всяком случае, трудно поверить, чтобы одна из крупнейших транснациональных корпораций мира не могла обеспечить своим бойцам и своим пленникам человеческие условия существования.

Женщины не имели ни малейшего представления о том, где находятся. Поблизости слышался шум автострады, по которой грохотали тяжелые грузовики. Рядом располагалась открытая допоздна забегаловка с выпивкой и музыкой. Иногда чей-то приемник вещал о политике и религии или передавал оглушительные концерты. Несколько раз доносились лозунги избирательной кампании. Но чаще всего урчали легкие самолеты, которые взлетали и садились где-то неподалеку, наводя пленниц на мысль, что их прячут в районе Гуайамараль, небольшого аэропорта в двадцати километрах к северу от Боготы.

Привычная с детства к климату саванны, Маруха чувствовала, что проникавший в комнату холодный воздух пахнет не полем, а скорее городом. Да и сверхжесткие меры предосторожности со стороны охраны можно было объяснить только близостью городских районов.

Но больше всего удивлял рокот вертолета, такой близкий, что порой казалось, он висит прямо над домом. Марина Монтойя уверяла, что на вертолете прилетает шеф боевиков, отвечающий за похищения. За долгие недели плена узницы привыкли к этому рокоту, раздававшемуся не реже одного раза в месяц, и не сомневались, что он имеет к ним прямое отношение.

Впрочем, отличить правду от удручающих домыслов и фантазий Марины удавалось не всегда. Она, например, была убеждена, что Пачо Сантоса и Диану Турбай прячут в соседних комнатах, и шеф с вертолета каждый раз проверяет сразу всех заложников. А однажды они услышали тревожную возню во дворе дома. Хозяин, ругая жену, торопливо приказывал что-то убрать, перенести, перевернуть вверх ногами. Было похоже, что пытаются спрятать труп, а он куда-то никак не помещается. Следуя своим мрачным фантазиям, Марина сделала вывод, что это Франсиско Сантоса разрубили на части и теперь закапывают под каменными плитами кухни. «Когда они начинают убивать – не останавливаются. Следующая очередь – наша», – предсказала она. Всю ночь женщин мучили кошмары, а наутро они случайно узнали, что с места на место переносили старую мойку, которую никак не могли поднять вчетвером.

По ночам наступала полная тишина. Лишь глупый петух, не следивший за временем, кричал, когда ему вздумается. Где-то далеко лаяли собаки, и где-то совсем рядом им отвечала одна, которую женщины принимали за своего дрессированного сторожа. Марухе стало хуже. Пытаясь сохранить ясность мыслей, она клубком сворачивалась на матрасе, закрывала глаза и несколько дней не открывала их без крайней необходимости. О восьми часах сна не могло быть и речи, Маруха спала не более получаса, но, просыпаясь, вновь возвращалась к подстерегавшей ее страшной реальности. Постоянный животный страх пронизывал все тело, словно какая-то жила, натягиваясь в желудке, готова была вот-вот лопнуть и вызвать истерику. Чтобы отвлечься, Маруха вспоминала свою жизнь, стараясь найти в памяти что-то хорошее, за что можно зацепиться, но в голову как назло лезли только мрачные воспоминания. Однажды, когда они с мужем в третий раз приехали из Джакарты в Колумбию, Луис Карлос Галан за дружеским завтраком попросил Маруху помочь ему в предстоящей президентской кампании. Во время прошлых выборов она уже работала его помощником по имиджу, объездила с сестрой Глорией почти всю страну, радовалась общим победам, переживала неудачи, рисковала, – так что новое предложение Галана выглядело логичным. Это была заслуженная и лестная оценка ее работы. Вдруг в конце завтрака Маруха заметила на лице Галана странное выражение и какое-то неестественное свечение – внезапные и зловещие приметы смерти. Видение так потрясло Маруху, что она убедила мужа вернуться из Колумбии в Индонезию, не обращая внимания на предупреждения Масы Маркеса о грозившей ему смертельной опасности. За восемь дней до возвращения их разбудили в Джакарте и сообщили, что Галан убит.

После этого случая у Марухи появилась склонность к депрессии, обострившаяся в плену. Ее постоянно преследовала мысль о близкой смерти. Она отказывалась разговаривать и есть. Все раздражало: апатия Беатрис, грубость охранников, покорность Марины и ее почтение к тюремным порядкам. Словно еще один надзиратель, Марина одергивала Маруху, когда та храпела и кашляла во сне или ворочалась сверх меры. Если Маруха ставила стакан не на место, Марина тут же переставляла его, испуганно ворча: «Осторожно!» Маруха презрительно огрызалась: «Не суетись так, не ты здесь командуешь». Общая нервозность усугублялась еще и тем, что Беатрис целыми днями записывала детали их жизни в плену, надеясь на свободе рассказать обо всем мужу и детям, а это очень раздражало охранников. Кроме того, она начала составлять длинный список всего ненавистного, что находилось в комнате, и отказалась от своей затеи только тогда, когда поняла, что ничего другого в комнате нет. Услышав по радио, что Беатрис по специальности физиотерапевт, охранники поняли это слово как «психотерапевт» и запретили ей писать из опасения, что она отыщет научный способ, как свести их с ума.

Что касается Марины, ее раздражительность и низкопоклонство можно было понять. Появление двух новых пленниц она, по всей видимости, восприняла как нежелательное вторжение в принадлежавший ей одной мир, в эту приемную смерти, где она провела уже два месяца. Едва налаженные взаимоотношения с охраной теперь рушились. Не прошло и двух недель, как Марина вновь окунулась в ужас и одиночество прежних времен, которые ей с таким трудом удалось пережить.

Первая ночь, бесконечная и холодная, показалась Марухе самой ужасной. В час ночи, если верить Институту метеорологии, в Боготе было 13–15 градусов тепла, в центре и в районе аэропорта шел дождь. Маруха умирала от усталости. Заснув, она то храпела, то просыпалась от приступов нестерпимого кашля заядлой курильщицы, спровоцированного сыростью и ночным холодом стен. Как только она начинала кашлять или храпеть, охранники ногами толкали ее в голову. А напуганная Марина, потакая стражникам, грозила Марухе, что ее или привяжут к матрасу, чтоб не вертелась, или заткнут рот кляпом, чтобы больше не храпела.

Марина позвала Беатрис послушать утренний выпуск новостей. Это было ужасно. В первом же интервью, данном Ямиту Амату для «Караколь-Радио», Педро Герреро выплеснул на похитителей целый ушат провоцирующих оскорблений. Он требовал, чтобы они прекратили действовать исподтишка и вели себя как мужчины. Беатрис испугалась, предчувствуя, что эти оскорбления рикошетом падут на их головы.

Спустя два дня ладно одетый шеф боевиков, ростом под метр девяносто, ногой вышиб дверь и вихрем ворвался в комнату. Безупречный костюм из тонкой шерсти, итальянские мокасины и желтый шелковый галстук явно не соответствовали его черной маске и диким манерам. Коротко обругав всех охранников, он прорычал самому робкому их них, которого остальные прозвали Золотушный: