– И тебе, бабуля, – промурлыкала я и положила трубку, думая, что склероз иногда – это совсем неплохо.

Но не тут-то было! Телефон опять зазвонил. трубку пришлось снять.

– Ты мне зубы не заговаривай! – снова закричала мне в ухо Мисс Бесконечность. – Мои руки сорок три года мел продержали, а ноги у классной доски столько же лет простояли! Я тебя воспитала! А ты из меня старую маразматичку сделала! – Она замолчала, подумала, а потом вдруг сказала назидательным тоном: – Не так нужно было написать, Маша.

– А как?

– Надо было самую первую главу назвать «Моя бабушка». В ней перечислить все мои заслуги перед государством, написать о моей доброте, бескорыстности, о том, как я тебя воспитывала, свинью неблагодарную! – Она опять замолчала и вдруг спросила как ни в чем не бывало: – Мань, а что это у тебя там за мужик, в белом костюме? Ты вроде бы, как я поняла, влюблена в него, но все время почему-то сознание теряешь – то в туалете, то в парке – на самолете, то на кладбище. Он тебя по голове, что ли, бил?

– Да, бабуль, представь себе, – облегченно сказала я – значит, про меня с Кронским она ничего не поняла.

– То-то я смотрю, ты какая-то придурковатая в последнее время стала. А у матери все-таки не шесть кошек, а двадцать! Вы мне все врали! Значит, Поля изменяла своему Николаю с охранником! Ха, ха, ха! Так ему и надо, пердуну старому! – Мисс Бесконечность, казалось, разговаривала сама с собой, как вдруг ее осенило: – Постой-постой, да этот мужик в белом костюме тебя не бил… А! – в ужасе воскликнула она на вдохе, будто увидела за окном летающую тарелку, из которой вышел зеленый гуманоид и, ступая по воздуху на уровне четвертого этажа, прямой наводкой направлялся к ее окну. – Вы с ним… Он тебя… Ты ему… Прямо на улице… Я только теперь все поняла! – заключила она и властным тоном проговорила: – Значит так. Завтра обе чтобы были у меня! Мне помыться надо. – Это был приказ.

– Но я завтра не могу. Завтра Влас приезжает!

– Н-да?

– Да. И мама тоже занята, кажется, – осторожно заметила я.

– Н-да? И мама занята! Какая незадача! Ну, тогда завтра с утра я позвоню Олимпиаде Ефремовне, поболтаем с ней по душам: о тебе, о Власике, о вашей свадьбе, о человеке в белом костюме… – сказала она и, не дожидаясь ответа, бросила трубку.

Честное слово, реакция близких мне людей и одновременно действующих лиц моего романа можно сравнить с построением гоголевского «Ревизора». Вот уж поистине комедия в пяти действиях! В первом действии заглавная роль всецело принадлежит Любочке, во втором – маме, в коем она опасается, как бы Николай Иванович не узнал о ее постыдной связи с охранником ювелирного магазина, в третьем – пожалуй, кульминационном – на сцену выходят сразу все члены нашего содружества, в четвертом – Мисс Бесконечность поучает автора, как надо было бы написать роман о ней, пятое действие еще не сыграно, но догадываюсь, что в качестве заглавной роли в нем выступит Кронский, когда прочтет о себе. А в немой сцене, вероятнее всего, я буду играть и за городничего, и за его жену с дочерью, и почтмейстера, и Луку Лукича, и Землянику… А роль ревизора, несомненно, исполнит Влас, после чего «занавес опускается», и моя свадьба и последующая жизнь с Власом (воплощение земного рая без дерева с запретными плодами) полетит в оркестровую яму.

Я находилась в полном замешательстве, я не знала, что делать, и в панике набрала мамин номер:

– Ах, это ты, – томным голосом отозвалась мамаша, но тут же воскликнула: – Ты чем меня вчера накормила?! – и, перейдя на шепот, сказала: – Я со вчерашнего дня из сортира не вылезаю! Я так из-за тебя опозорилась! Ты себе представить не можешь!

– Это ириски.

– Какие еще ириски? – возмущенно спросила она.

– Ты слопала шесть ирисок, что лежали у меня на столе.

– Я не понимаю!

– Это был регулакс – слабительные ириски. Нужно принимать по полкубика на ночь, а ты шесть штук проглотила.

– Ты что, не могла меня предупредить? – разъяренно воскликнула родительница. – Нет, все-таки бабка врет, что она тебя в детстве не роняла. Пока. Некогда мне сейчас с тобой разговаривать!

– Нет! – взревела я. – У нас ЧП!

– Что за ЧП? – спросила она и перешла на шепот: – Я не одна, ты понимаешь? Давай утром обо всем поговорим, а еще лучше днем.

– Нет! Это дело не терпит отлагательства! Бабушка прочитала мою книжку, она требует, чтобы мы завтра к ней приехали, иначе утром расскажет все обо мне и Кронском Олимпиаде! Ты понимаешь, что это значит?

– Ч..! Кто! – Она не могла выговорить ни слова. – Как эта книга могла попасть к ней в руки?! – наконец выпалила она.

– Какой-то ее бывший ученик из интерната – поклонник моего творчества – принес почитать.

– Вот! Вот кто тебя читает! – обличительно закричала мамаша, будто наконец постигла, в чем таится корень мирового зла. – Одни только умственно отсталые бабушкины выпускники! Сейчас, Гришенька, уже иду, – последнюю фразу мама сказала не мне – более того, она даже прикрыла трубку ладонью, чтобы я не смогла ее расслышать, но на слух я никогда не жаловалась. – Я бы на твоем месте сделала соответствующие выводы! – прогремела она и тут же спросила совершенно спокойным голосом: – Не могу найти свой тональный крем. Дорогой, французский. Я, наверное, его у тебя забыла.

– Да ты вообще не доставала косметичку. Но как быть с бабушкой?

– Нет, она еще спрашивает! Завтра придется к ней ехать.

Значит, все же не зря я вчера терзалась сомнениями и догадками после ухода мамы. Стало быть, кожное покраснение лица моей родительницы, а также смущенно бегающие глазки вовсе не являлись признаками климакса, а суть проявление того, о чем я подозревала – у мамы снова кто-то появился. И этот «кто-то» наверняка из Фонда защиты животных, куда она так скоропалительно устроилась на работу.

* * *

Рано утром мы встретились с мамашей в метро и отправились к бабушке. Всю дорогу родительница в унисон со скрежетом колес поезда пыталась мне что-то доказать, но что именно, я расслышать не могла – лишь переходя с одной ветки московского метрополитена на другую, я улавливала отрывки ее возбужденного разговора самой с собой:

– Всю жизнь! Всю жизнь она не давала мне удачно выйти замуж! Помню, придет ко мне в гости приличный мужчина, не рвань там какая-нибудь! Ты же знаешь, за мной всегда ухаживали высокопоставленные чиновники, государственные деятели… Так вот, придет с кучей подарков, с цветами. Она все подарки выхватит и в лучшем случае скажет: «Иди, Поля, поговори с молодым человеком минут пять» и вытолкнет меня вместе с ним на лестничную клетку. А то, бывало, презенты сцапает и скажет: «Нечего к Польке шляться, она замуж вышла!» а на самом-то деле я одна-одинешенька! И скольких она мужиков отвадила! Вот и придется мне теперь век коротать с ограниченным, скудоумным Николаем Ивановичем…

Снова загремели колеса поезда, а мама все продолжала жаловаться на жизнь – в этот момент родительница напомнила мне рыбу – широко раскрывая рот, она, казалось, не издавала при этом ни единого звука.