«Мужчина может прожить всю жизнь и никогда не встретить такую женщину, как Эмма де Лайл».

Пальцы Неда играли с диском, а он продолжал наблюдать за людьми, трудившимися внизу в доках над разгрузкой судна. За людьми, которых знал всю свою жизнь, которые были его друзьями, по крайней мере, до недавнего времени.

Его внимание привлек звук шагов. Нед поднял глаза и мгновенно узнал идущую женщину, несмотря на то что она была одета не в тесно облегающее красное платье, а в респектабельный узорчатый муслин и зеленую шаль, а ее волосы и большую часть лица скрывала выцветшая соломенная шляпка с зеленой лентой. Эмма де Лайл. Казалось, она появилась здесь по воле его воображения. Завидев Неда, она слегка замешкалась, как будто колебалась, не стоит ли ей повернуть назад.

Он сунул диск в карман жилета и встал.

Эмма продолжала идти вперед, но, подойдя ближе, остановилась, соблюдая приличествующую дистанцию между ними.

— Нед.

Казалось, страсть прошлой ночи горячим ветром дунула им в лицо.

Нед отвесил приветственный поклон.

Однажды, много лет назад, он видел наполненные густым медом пчелиные соты. При ярком дневном свете глаза Эммы казались не темными и загадочными, как в «Красном льве», а такими же светлыми, медовыми.

На мгновение их взгляды задержались друг на друге, и эхо прошлой ночи снова накрыло их, как приливная волна.

— Похоже, судьба снова заставила вас оказаться на моем пути, Нед Стрэтхем. Или меня на вашем.

— И кто мы такие, чтобы спорить с судьбой?

Они первый раз видели друг друга при дневном свете.

Дорога, по которой шла Эмма, вела только из одного места.

— Вы ходили в доки?

— Там работает мой отец. Я относила ему хлеб и сыр.

— У него внимательная дочь.

— Не очень. Он работал вчера допоздна, а сегодня начал очень рано.

Но она тоже работала вчера допоздна и, без сомнения, рано встала сегодня. По лицу Эммы пробежала легкая тень беспокойства.

— Отнести ему завтрак — это самое малое, что я могу для него сделать. У него был перерыв на четверть часа в…

— В половине десятого, — закончил Нед.

Она подняла брови в невысказанном вопросе.

— Я тоже работал в доках.

— А теперь?

— А теперь нет. Не будем открывать карты, — сказал он.

Эмма засмеялась и слегка расслабилась, отчего ее очарование только усилилось.

— Смена начинается в пять. Ваш отец закончит в четыре.

— Если бы. — При упоминании об отце она снова нахмурилась. Дважды за пять минут. Нед никогда не видел, чтобы она волновалась, даже тогда ночью, когда оказалась одна на улице против двух моряков. — Он работает в две смены.

— Хорошие деньги, но тяжело.

— Очень тяжело. — Эмма взглянула вниз на доки у подножия холма, и ее глаза затуманила тень. — В его годы для мужчины, не привыкшего к физическому труду, это очень тяжелая работа.

— И чем он занимался раньше?

Ни один мускул на ее лице не дрогнул. Эмма просто стояла и не двигалась, как статуя. Однако ее неподвижность говорила о том, что она не намерена ничего рассказывать.

Взгляд Эммы был по-прежнему устремлен на доки.

— Не физическим трудом, — ответила она. Девушка обернулась и посмотрела на него, спокойная и неподвижная. Однако ее глаза смотрели напряженно и с вызовом. Внезапно Эмма улыбнулась неожиданно теплой улыбкой.

— Я переживаю за отца, вот и все. Работа тяжелая, а он не молод.

— У меня сохранились в доках кое-какие знакомства. Я мог бы замолвить словечко. Узнать, нет ли у них работы полегче.

— И вы готовы это сделать?

— Возможно, у них ничего не будет, но я спрошу. — Однако у них было. Нед мог сделать так, чтобы было. — Если вы хотите.

Он догадался, о чем думала Эмма.

— Я не ставлю никаких условий, — пояснил он.

Глаза Эммы пытливо вглядывались в Неда. Она смотрела на него так, как не смотрела ни одна женщина до нее. Как будто могла разглядеть его насквозь, до самых потаенных уголков души, увидеть, что скрывалось в его сердце.

— Я бы очень хотела этого, — сказала она.

Нед кивнул.

Наступила пауза, а потом Эмма сказала:

— Мой отец образованный человек. Он прекрасно разбирается в математике и во всем, что связано с цифрами.

— Он получил хорошее образование?

Она кивнула:

— Хотя я не уверена, что это пригодится в доках.

— Представьте, может.

Они стояли и молча смотрели, как рабочие разгружают судно, хотя внимание каждого из них было приковано к другому.

— Чем бы вы ни зарабатывали на жизнь, Нед, и даже если вы участвуете в чем-то незаконном… но если вы в состоянии помочь моему отцу…

— Вы принимаете меня за разбойника… — Он поднял бровь. — Неужели я похож на разбойника?

Взгляд Эммы упал на его рубашку, а потом снова скользнул на лицо, затем задержался на брови со шрамом и, в конце концов, остановился на его глазах.

— Да, — просто ответила она.

— Из-за моей рубашки из Мейфэра.

— И из-за этой брови, — добавила Эмма.

— А что плохого в моей брови?

— Она придает вам совершенно разбойничий вид.

Эти слова заставили Неда улыбнуться.

Эмма тоже улыбнулась.

— Но если я разбойник?…

Она взглянула в сторону и едва заметно пожала плечами:

— Это не влияет на мое мнение о вас.

— И что же вы обо мне думаете, Эмма?

Она искоса посмотрела на него:

— Не будем открывать карты, Нед.

Он засмеялся.

— Мне надо идти. Придется оставить вас наедине с вашими размышлениями.

Они снова смотрели друг другу в глаза.

— Посидите со мной, — сказал Нед, впервые в жизни поддавшись внезапному порыву. Его глаза дерзко призывали Эмму согласиться.

Он увидел, как взгляд Эммы снова скользнул по его брови со шрамом, казалось лаская ее, и нарочно выгнул бровь с самым коварным видом.

Эмма улыбнулась.

— Хорошо, но только совсем недолго. — Она расправила юбку и села на скамейку.

Нед опустился рядом с ней.

Где-то рядом гудела пчела. Вверху на ветке пел черный дрозд.

Взгляд Эммы оторвался от доков и переместился на старинную фабрику. Потом скользнул по облупленной, выщербленной стене на дорогу с ошметками конского навоза.