– Я знаю, наш автобус опрокинулся, правда?

– Да, Лиза, произошла авария, но для вас все закончилось хорошо. Вы на какое-то время потеряли сознание, но это совсем не страшно, скорее всего, это была защитная реакция организма, – объяснила ситуацию врач.

– Вы сказали, что для меня все закончилось хорошо... А остальные? Что с ними, они живы? Где Сергей? – По щекам девушки покатились слезы, она стала коротко и надсадно всхлипывать.

– Вы Сергей? – устало обратилась докторша к Балашову.

– Нет. – Балашов отрицательно замотал головой. – Я не Сергей, – сдавленно проронил он.

Лиза повернула голову в его сторону.

– Здравствуйте, Никита Александрович, как вы здесь оказались? Вас же не было в автобусе, – тихо спросила девушка, ничуть не удивившись, и, не дождавшись ответа, начала громко плакать.

– Истерика скоро пройдет, – констатировала докторша с профессиональным равнодушием.

– Доктор, с ней все в порядке, вы уверены? – обеспокоенно спросил Балашов.

– Да, с ней все в порядке. Небольшой шок, как вы понимаете, но это оправданная реакция. Сейчас сделаем успокаивающий укол, поспит несколько часов, все будет хорошо. Организм молодой, сильный, справится.

– Никита Александрович, миленький, заберите меня отсюда, пожалуйста. Я не хочу на носилках, я не хочу в больницу, вы же слышали, я здорова. – В голосе девушки Балашов услышал такое отчаяние, что стало трудно дышать.

– Да, Лиза, конечно. Не плачь, маленькая, я рядом, я с тобой, сейчас я тебя заберу и отвезу в город. Все будет хорошо.

– Господи, страсти-то какие, – вздохнула врачиха. – Вы ей кто, мужчина?

– Это имеет какое-то значение, особенно сейчас? – еле сдержался Никита Александрович.

– Для меня лично никакого. Забирайте свою красавицу, у меня двое раненых на очереди.

– Спасибо, доктор. Не обижайтесь, пожалуйста. Сейчас у всех нервы на взводе, – извинился Балашов, протянул руку, дождался, пока Лиза поднимется с носилок, помог ей спуститься на землю и подхватил на руки.

Несколько десятков шагов до машины он преодолел, не заметив. Тяжести не чувствовал, зато тревога не покидала. Шофер уже ждал их, задняя дверь лимузина была распахнута настежь. Елизавету осторожно уложили на заднее сиденье. Она не плакала, укол довольно быстро оказал успокаивающее действие, девушка балансировала между сном и явью. Через пару минут лекарство победило, Елизавета уснула. Балашов сел напротив и взял девушку за руку.

– Никита Александрович, – виноватым голосом спросил шофер, – куда едем-то?

– Возвращаемся в Сочи, срочно! Нам нужна больница. Хорошая, самая лучшая в городе. Это моя знакомая, давняя. – Никита Александрович сам не понимал, зачем объясняет шоферу то, что и так понятно.

Балашов твердо решил отвезти Елизавету в больницу, причем самую лучшую. Он должен удостовериться, что здоровью девочки ничего не угрожает. Слова врача со скорой его немного успокоили, но не убедили. Врач утверждает, что Лизе ничто не угрожает, тогда почему девочка не выглядит здоровой? Она по-прежнему бледна и даже после укола спит беспокойно, вздрагивает, иногда стонет. А вдруг у нее серьезные внутренние травмы, наличие которых может определить только рентген? Пальпирование – это, конечно, хорошо, но какой надо обладать высочайшей квалификацией и звериной интуицией, чтобы делать такие заявления после беглого осмотра? Врач местной скорой помощи впечатления суперквалифицированного специалиста не произвела. Обыкновенная тетка, уставшая от нелегкой работы. Равнодушие и непрофессионализм написаны на лице большими буквами. Больше всего на свете Балашов ненавидел три типа людей: дилетантов, хамов и снобов. Непрофессионализм в любой сфере – абсолютная гадость. А тут дело касалось самого важного – здоровья и жизни, а у врача равнодушно-наплевательское отношение зашкаливало, впору руками развести. Черт с ней, с равнодушной неумехой местного разлива, он сам сделает все, что нужно. Он найдет лучших врачей, чтобы убедиться: девочка здорова и с этой стороны ей не грозит беда. Если он не найдет надежных специалистов в Сочи, наверняка сможет сделать это в Москве, понадобится – отправит Лизу за границу.

Мысли в голове Балашова мелькали совсем ему несвойственные. С какой стати, если разобраться, он взял на себя роль великого спасателя, кто ему дал право принимать решение за другого человека? Он видит девочку в третий раз в своей жизни. При этом встречи случайны, их нельзя назвать особенными, знаковыми и прочая. Они совершенно чужие люди, их не связывают общие интересы, дела, обязательства, чувства. Чувства? Почему он вспомнил про чувства? Каждая встреча с этой девочкой выбивает его из колеи, нарушает стройный ход жизни, заставляет забывать о том, какой он серьезный, успешный, крайне занятой и, ко всему прочему, давно женатый мужчина средних лет. Она ему, наверное, в дочки годится. Сумасшествие чистой воды, что-то за гранью понимания. Но как ни крути, он знает одно: стоит появиться на горизонте этой хрупкой рыжеволосой девочке – происходит нечто непостижимое. Он мгновенно забывает, какой он сильный, умный, богатый, сколько у него планов и проблем. Превращается в сопливого мальчишку, которому ничего не надо, кроме того, чтобы быть рядом с предметом обожания, дышать одним воздухом, хохотать, молчать, ссориться, наконец. Не важно, что будет происходить вокруг. Главное, чтобы рядом была она. И никакие угрызения совести его при этом бредовом состоянии не мучают.

Елизавета пришла в себя ранним утром, сначала не поняла, где находится и что происходит. Кто бы мог обвинить девушку в потере ориентации после того, что с ней случилось? Отдельная палата приватного лечебного учреждения никоим образом не походила на больницу, обстановка скорее напоминала номер пятизвездочного отеля. Живых цветов в палате – не сосчитать. Вся огромная светлая комната утопала в разноцветном великолепии. Расставлена растительная красота была в вазах, по всему периметру комнаты, и композиции не уступали лучшим работам талантливых дизайнеров. Все ласкало и радовало взгляд, сразу видно, цветы не равнодушно понатыканы в вазы абы как, самому наивному профану с первого взгляда ясно: тут не обошлось без художника-флориста. Может быть, она уже умерла и находится в раю? Нет, непохоже. Все слишком ясно, четко и приземленно. Не очень-то похоже на небеса, скорее картина напоминает исполнившуюся неизвестно по чьему велению девичью мечту. Балконное окно во всю стену от пола до высоченного потолка выходит в сад необыкновенной красоты. Ей видно это со своего места. Комната, в которой она находится, залита теплым солнечным светом, постель не похожа на больничную. Но не может же быть в больнице шелкового белья, это почти неприлично и уж точно нереально, нонсенс какой-то. На ней надет совершенно умопомрачительный по роскоши и невесомости пеньюар от-кутюр, будто она не обыкновенная московская девчонка, а по крайней мере звезда вселенского масштаба. От невиданного шика и пышности Елизавета почувствовала себя не в своей тарелке. Непривычно как-то, почти неловко. Но зато как здорово!

Через мгновение необыкновенная роскошь и красота ее положения перестали иметь всякое значение. Елизавета осознала одну простую вещь – ей крупно повезло. Она жива, здорова, непонятно по каким причинам и в силу каких обстоятельств нежится в шикарных покоях почти на эксклюзивной постели. Ужас, пережитый меньше суток назад, возвращался на мягких, далеко не безобидных лапах. Перед этим сильным и страшным чувством меркли все краски дня и роскошь заведения, в котором она оказалась. Елизавета понимала: она не героиня русской народной сказки, ей рано или поздно придется узнать всю правду. Она ничего не знает о судьбе остальных людей, тех, кто был в автобусе вместе с ней в ту страшную минуту. Живы они, здоровы? Это сейчас самое главное. Слабо верится, что происшествие на дороге закончилось по-доброму, без трагедий, как в хорошем старом кино. Никто не пострадал, а кому не очень повезло, находятся, как она сейчас, в роскошных палатах, наслаждаются покоем, нежатся в шикарных постелях. Их, конечно, непременно, это даже не обсуждается, спасут и поставят на ноги благородные люди в белых халатах, и все будет хорошо. Господи, какой идиотизм лезет в голову, пора опомниться, она взрослый человек, почти дипломированный врач.