в отношении информации об оставшихся больших богатствах царской фамилии за границей, которая была опубликована в одной из американских газет. В письме присутствует несколько оценочных характеристик новой власти в России[167].

В. Н. Коковцов, как и П. Н. Милюков, умер в Париже, в 1943 году. За границей его жизнь также была политически активной, хотя и не в таких масштабах, как ранее. До конца его жизни на антибольшевистскую эмиграцию огромное значение оказывала международная обстановка, но бесконечные заседания разных комитетов не имели результатов[168]. В этих заседаниях В. Н. Коковцов также принимал участие и играл там отнюдь не второстепенную роль, ведь иногда заседания собирались и по его инициативе. Проблемы, решавшиеся там, были самые разнообразные. Например, как следует из его письма Н. Н. Кутлеру от 1929 года, им было специально созвано совещание по вопросу обоснования неправильности напечатанной в одной из американских газет информации о том, что большая часть государственных средств тайно переправлялась царствующей четой за границу[169]. По результатам проведенного совещания Коковцов ответил Н. Н. Кутлеру, что вымысел, прежде всего, всё то, что говорится в статье о несметных богатствах русского Императора и его семьи в виде исторических бриллиантов и всякого рода драгоценностей этого рода… Т. н. «коронные бриллианты» не составляли личной собственности Императора или членов его семьи и не находились в непосредственном его распоряжении, а составляли собственность Государства. Они хранились в совершенно особом порядке и поступали в распоряжение Императора и Императрицы только в особо торжественных случаях, строго определенных государственных церемоний, после которых они снова водворялись на место их постоянного хранения. Ни одна из этих драгоценностей не могла быть им не только присвоена, но и тем более отправлена куда-либо вне России. Все русские, действительно величайшие исторические и материальные ценности, коронные бриллианты, поступили в руки большевиков, когда они захватили власть, и одним из первых их действий было именно завладеть сокровищами, хранившимися в Москве.

Трудно сказать, претерпели ли взгляды Коковцова изменения в связи с нападением в 1941 году на СССР. В этом плане показателен пример Милюкова: «незадолго до смерти он признал и заявил в своей статье, что за разрушительной стороной русской революции нельзя не видеть её творческих достижений. Он оправдывал Сталина при подписании договора 23 апреля 1939 года (возможность оттянуть войну). После Сталинградской битвы многие патриотически настроенные люди верить в победу Германии уже не могли».

Глава II. В. Н. Коковцов — министр: поиск модели экономического развития страны

2.1. Проблемы российской экономики в условиях модернизации и вклад В. Н. Коковцова в их решение

Оценивая масштабы влияния государства на экономику России в начале XX в., можно привести мнение западных ученых, которые считали русское государство самым крупным предпринимателем во всем мире[170]. Прогрессивные экономисты и финансисты Англии давно пришли к классическому пониманию того, что частной собственности как таковой не существует вне государства или над государством, вне финансовой системы или над финансовой системой любого исторического общественного образования. И России, это было, не чуждо, что раскрывается, например, в понятии государственных имуществ ст. 406 последних изданий Законов гражданских (1900 и 1914 гг.) определяет так: «Все имущества, не принадлежащие никому в особенности, т. е. ни частным лицам, ни сословиям лиц, ни дворцовому ведомству, ни уделам, ни установлениям, принадлежат к составу имуществ государственных»[171]. В состав государственных имуществ входили казенные земли, населенные и ненаселенные, пустопорожние и дикие поля, леса, оброчные статьи, морские берега, озера, судоходные реки и их берега, большие дороги, здания, как публичные, так и казенные, заводы.

Российские предприниматели также считали российскую казну самым крупным в мире владельцем недр и поверхностей, самым крупным в мире промышленником и железнодорожником[172]. На российское государственное предпринимательство приходилось 10 % валовой продукции народной хозяйства, такой же была его доля в численности рабочих и служащих[173]. От классического западно-европейского образца российскую модернизацию, отличал ряд особенностей, для характеристики которых И. Ф. Гиндин предложил понятие административно-государственного капитализма[174].

Общепринятым в западной и отечественной социально-экономической литературе является тезис о том, что роль государства в экономике России на всем протяжении ее развития была значительной, если не решающей[175]. Практически все западные исследователи начала XX в. признавали выдающуюся роль государства в процессе осуществления индустриализации России. В этом они справедливо усматривали следствие объективной необходимости[176]. «Все правительства, даже самые абсолютистские, в конечном счете только исполнители экономической необходимости, вытекающей из положения страны»[177]. В соответствии с данной точкой зрения должностное положение высших государственных деятелей определяло масштаб решаемых ими проблем.

Со второй половины 80-х гг. XX в. появляются работы, авторы которых стремились к более объективному и полному рассмотрению факторов экономического развития дореволюционной экономики[178]. Изучаются институциональные рамки — дореволюционные российские предприятия и коммерческие законы, таможенная политика и налоговое законодательство, банковское дело и российский рынок ценных бумаг, иностранные инвестиции.

Согласно теории модернизации, главная задача развития стран задержанного развития состояла в том, чтобы обеспечить рост экономики за счет индустриализации и технического переоснащения производства. Этот путь был избран и в России, модернизационные процессы в которой исследователи относят к азиатскому типу модернизации. Для распределения ресурсов в России был характерен высокий уровень внутренних накоплений и внутренних основных капиталовложений, высокая доля расходов правительства и низкая доля личного потребления, что и являлось типичными чертами «азиатского» пути развития экономики с низким национальным доходом[179].

Как бы ни расходились историографические оценки, два положения не вызывают споров:

1. 1913 год — год наивысшего подъема российской экономики[180].

2. Накануне первой мировой войны Россия была одной из пяти развитых экономических держав (на четвертом месте), однако она отставала от них по уровню дохода на душу населения.

Таким образом, Россия принадлежала к числу государств «догоняющего» типа экономического развития, вступив на путь современного индустриального роста позже стран Западной Европы и США. Антироссийские настроения в зарубежной экономической литературе (в основном германской, контролируемой английским капиталом) начала XX в., резкие и голословные утверждения о нерентабельной экономике России, негативном истолковании последствий промышленно-торговой политики правительства, подрыв кредита имели целью дальнейшее ослабление государства в целом[181]. Это способствовало дальнейшему увеличению временного лага в «догоняющих» отношениях. Испытание войной и революцией показало устойчивость русских финансов, благодаря чему удалось не допустить банкротства, сохранить кредитоспособность и проводить последовательные мероприятия по поддержке частных предприятий тяжелой промышленности.

Традиционно с момента начала индустриализации в России предпочтение отдавалось поддержке тяжелой промышленности как фактору, способному быстрее преодолеть отставание от Запада.

Экономическая политика правительства конца XIX — начала XX вв., таким образом, носит несбалансированный характер. Содействуя развитию