Погромы поставили вопрос об общине как силе, способной к объединению. Именно поэтому правительство задалось вопросом о своеобразной дифференциации общинников с тем, чтобы часть их выделилась на хутора. С одной стороны, таким образом решалась проблема дезорганизации такой силы как община, с другой стороны, выделившиеся хозяева могли бы стать основой модернизационных процессов в деревне. Но без должного финансового обеспечения они были обречены на пролетаризацию.

По мнению М. В. Губановой, столыпинский вариант развития подразумевал «не американский и не прусский, а „русский путь“ развития смешанной многоукладной экономики, основанной на взаимодействии 4 укладов: государственного, общественного, крупного частного и семейно-трудового. Последний должен был стать, по мнению реформатора, становым хребтом российской экономики»[209].

Таблица 1. Вывоз хлеба и хлебных продуктов из России с 1904 по 1914 г[210].

П. А. Столыпин, как министр внутренних дел, был в первую очередь озабочен внутренним спокойствием и сохранением режима в стране. Поэтому обоснованная им программа выделения из общины частных землевладельцев, имела одной из задач устранение недовольных элементов из деревни, способных инициировать основную массу общинников на изменение существующего порядка землевладения. Очевидно, именно видя в общине политическую силу, за нее «усиленно стояли социалисты всех толков» того времени[211]. Экономически программа П. А. Столыпина была не обеспечена. На этом этапе В. Н. Коковцов не высказывается решительно за или против общины. Как исполнитель, он участвует в различных комиссиях и совещаниях, а там, где требуется, защищает интересы своего ведомства. Известно, что он был против отмены выкупных платежей[212] (на отмену выкупных платежей правительство пошло лишь в результате крестьянских погромов 1905 г.; закон был издан 5 ноября 1905 г. К этому времени выкупные платежи были выплачены крестьянами целиком, а по подсчетам некоторых авторов — с избытком[213]). В правительстве в целом не было общего концептуального подхода, как «сделать наконец из крестьянина „персону“»[214]. Но не «в этом вопросе не только бюрократия, но и общественность проявляли какую-то странную робость»[215]. Из материалов сельскохозяйственного совещания, по мнению С. Ю. Витте, можно было сделать вывод, что предложенные меры предотвратят революцию, и именно поэтому совещание это стало рассматриваться как реакционное[216].

Проблему крестьянского сословия стремились решить различными путями. 4 апреля 1904 г. пост министра внутренних дел занял Плеве, который стремился ограничить размер наибольшего количества земли для крестьян. Крестьянский банк должен препятствовать созданию «крупных крестьянских хозяйств, приближающихся к фермерскому типу»[217]. При этом особенному охранению должны были подлежать, по его мнению, мелкие и средние дворянские землевладения. Он стремился запретить покупать при помощи банка помещичьи имения почти в 30 губерниях России. Началась полемика между министерством финансов и министерством внутренних дел. В результате была принята программа министерства финансов, согласно которой крестьяне участвовали бы более активно в покупке земли.

В. Н. Коковцов со своей стороны считал полезным разработку мер по облегчению крестьянам получения ссуд под залог надельных земель[218]. С 11.07.1903 по 06.05.1905 гг. В. Н. Коковцов участвовал в заседаниях Особого комитета по делам земельного кредита, который был упразднен в связи с учреждением Комитета по земельным делам[219]. В 1906 г. в министерстве финансов был разработан проект о выдаче ссуд под залог надельных земель сельским обществам, подворникам, небольшим группам крестьян, товариществам, образованным для покупки надельных земель. Другим документом, свидетельствующим о том, что В. Н. Коковцов принимал участие в решении крестьянской проблемы, является Особый журнал Совета министров от 22 августа 1906 г.[220] В нем говорилось о «приведении в исполнение предположений Министерства финансов»[221], согласно которым Крестьянскому Поземельному банку вменялось принимать на себя долги от Дворянского Земельного и акционерных земельных банков с характерной оговоркой, что продление выплаты долгов с момента передачи не допускается, и долги подлежат переводу на Крестьянский Поземельный банк на первоначально установленный срок ссуды. Фактически это создавало условия разорения значительной части дворянско-помещичьего сословия, связанного земельными залогами, так как привилегией Дворянского банка было давать дворянам отсрочку выплаты, что не было свойственно Крестьянскому, который переводил земельных собственников на общие основания для погашения долга. На Особом журнале Николай II подписал: «Согласен»[222]. В Государственной думе этот проект в качестве законодательного предположения не получил ни движения, ни разработки. В начале XX в. использование ресурсов кредитной системы в интересах было более широким, чем в конце XIX в.: прирост закладных листов земельных банков (большая часть которого приходилась на долю принадлежавших государству Дворянского и Крестьянского банков) составил в 1908–1914 гг. 50 % прироста всех ценных бумаг против 37 % в 1861–1881 гг., 39 % в 1881–1899 гг. и 35 % в 1900–1908 гг. — соотношение, которого не знала ни одна капиталистическая страна[223]. Земельные собственники включались в использование таких источников дохода, как дивиденды и биржевые операции. Если бы этот проект прошел в жизнь, то создались бы условия дополнительной пролетаризации помещиков, а социальная напряженность увеличилась. Фактически здесь В. Н. Коковцов выступил инициатором разорения слоя средних земельных собственников и таким образом подготавливал земельный фонд для наделения крестьян в ходе реформы П. А. Столыпина. С этой точки зрения можно говорить, что он способствовал продвижению столыпинской реформы, но земельным источником для становления крестьянского отрубно-хуторского хозяйства выступал земельный фонд среднего собственника, связанного заемными отношениями с Дворянским банком.

На этом же заседании Совета министров возник вопрос о покупке высококультурных имений с ценными помещичьими усадьбами, лесными дачами и промышленными заведениями. Несомненно, что многие усадьбы обладали более высокой земледельческой и хозяйственной культурой, чем крестьянские хозяйства. В. Н. Коковцов отметил снижение культуры землепользования при переходе благоустроенных имений в руки крестьян, а также высказал замечание Крестьянскому банку в проведении такой политики, в результате которой ценные владения продавались по заниженной цене крестьянам, в результате чего терялась культура земледелия[224].

Еще одним направлением деятельности В. Н. Коковцова в отношении сельского хозяйства являлось финансирование развития сельскохозяйственного машиностроения[225]. В сельском хозяйстве на Западе в начале XX в. стало применяться много сельскохозяйственных машин. И правительство, и царя тревожило опережающее развитие Европы. С одной десятины в Германии снимали в 4 раза больше зерновых. В России использовали на посев в 1,5 раза больше семян. Конечно, климатические условия в России были хуже, но в Черноземье можно было обеспечить конкурентный с Европой уровень сельскохозяйственной культуры. Развитие сельскохозяйственного машиностроения было объективно необходимо, поскольку ввоз машин из-за границы устойчиво превышал их производство (график 1).

График 1. Ввоз в Россию и внутреннее производство сельскохозяйственных орудий и машин в 1906–1912 гг., (млн руб.)[226].

Столыпинская аграрная реформа отвлекла с денежного рынка страны столько же средств, сколько