разлучаться.

Будем же равны мы в нашей крестной доле,

Пусть любовь хранится в воле и неволе,

Живы мы доколе,

Вытерпим друг с другом все, что есть, и боле.

Среди трех жемчужин самая большая

Светит посредине, крест мой украшая,

А по оба края

Два зерна, две жизни — я и ты, родная.

Не ослабевают трех жемчужин светы,

Будь и в нашем счастье лучезарность эта:

Чистого предмета

Омрачить не могут злоба и клеветы.

На кресте алмазном хороши узоры,

Роскошью и блеском радует он взоры.

Это знак — нет спора —

Что красой и счастьем жизнь заблещет скоро.

(А. Шарапова)

ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЕ

На имя Анны, в котором он пишет, что возлюбленная сердится и подозревает его без всякой причины[38]

На тот же мотив

Милая мне молвит, что с тоски я млею,

Что печаль и скуку вкруг себя я сею

И о том жалею,

Что связала клятва нас навеки с нею.

Отвести обиду надо постараться.

В чем причина грусти, должен я дознаться.

Надо ль ей терзаться?

Ну, а если петь мне, весело смеяться?

Я смеюсь — она же мукою томима:

Думает ревниво об измене мнимой,

Пламень негасимый

Будто жжет мне сердце от другой любимой.

Ангел мой, ты любишь, любишь без сомненья,

Ласкового сердца чисты побужденья.

Позабудь смятенье —

Навсегда храню я лишь к тебе влеченье.

Но когда бы знать ей мук моих причину,

Знать, что ввергло душу в горестей пучину...

Я ль ее покину?

Лишь она и вводит бедного в кручину.

Новой нет у сердца ни мечты, ни цели:

Зеленеют в зиму так, как зеленели

Теплым летом ели, —

Не умеют чувства лгать и не умели.

А сердиться грех мне на нее за это,

В ней лишь страх лишиться милого предмета,

Что дороже света.

Ревность же любимой — верности примета.

Пусть мое признанье будет откровенно:

Лишь тебя люблю я, свято, неизменно.

Жизнь куда я дену,

Потеряв с тобою смысл ее и цену?

Милую покинуть разве я посмею?

Голос твой припомнив, я томлюсь и млею.

Нежностью твоею

Сердце постоянно, днем и ночью, грею.

В зимний вечер года с Рождества Христова

Тысяча пять сотен семьдесят восьмого

Два прекрасных слова

Скрыл я в этих строфах. Вот, прочти их снова.

(А. Шарапова)

ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЕ

Турецкая песня «Ben seyrane gider iken»[39]

И на ту же мелодию

Вечер весел был и светел —

Двух подруг я в парке встретил

Их улыбкою приветил

И красу тотчас отметил.

Но они спросили: «Кто же,

кто из нас тебе дороже?»

Я в ответ: «Помилуй Боже!

Обе — разве не похоже?

Не решу, какая краше!

Точно уголь очи ваши,

Груди ваши точно чаши,

точно панцирь черепаший!»

Молвит та, что помоложе:

«Так обманывать негоже!

Говори, сосед пригожий:

С кем из нас разделишь ложе?

Никому мы не расскажем». —

«Что ж, для той я стану пажем,

Что горда не экипажем —

родинкою над корсажем!»

(Р. Дубровкин)

[ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ]

VIGESIMUM NONUM

Carmen tenui nec pingui Minerva compositum[40]

На мотив валашской песни «Sau ma lasà-n casa fata»[41]

Былинкой тонкой на ветру, отшельником живу,

Любовь моя — полдневный зной, сжигающий траву.

Мне щебет ласточек знаком на утренней заре:

Заслушаюсь и трепещу, как желтый лист в костре.

О ненаглядной вспомню вдруг с ревнивою тоской,

Душа заноет, загрустит, а жар в груди такой,

Что кажется на крыльях к ней, как птица, полечу! —

Увы, не справиться с молвой ни стрелам, ни мечу!

Стеною встала на пути завистников толпа —

Сорвешь ли розу, не задев ни одного шипа?

Близка любимая, но нет пути-дороги к ней.

Тоска моя день ото дня бессильней и темней.

Проникнуть к милой и уже не разлучаться впредь!

Единый взгляд ее поймать, а после — умереть!

Напрасно выхода ищу, слепой терзаю ум,

Каких я только без нее ни передумал дум!

Несчастный разум, не страшны нам козни и враги:

От злой молвы любовь мою — молю! — убереги!

Позорному бессилью смерть готов я предпочесть

Для той, что жизнь вернула мне, и молодость, и честь!

(Р. Дубровкин)

ТРИДЦАТОЕ[42]

На мелодию песни о Миклоше Толди

Отчего ты, друг мой, спрашиваешь часто:

Как в любовных муках нахожу я счастье?

Есть ли кто-то в мире, кто не ведал страсти?

Как, понять я не могу, ты ей неподвластен?

Ведь любовь считаю я великим даром.

Жар ее Всевышний в нас вложил недаром.

То ж в зверином царстве: молодой иль старый,

Каждый неразумный зверь охраняет пару.

Приглядись к животным: в грозный час любое

Только безотчетной движимо любовью,

Для спасенья стада жертвует собою,

Лишь бы их любимый жил в воле и покое!

От зверей разумных что ж тогда ты хочешь?

Вот и я, любовью пламенной подточен,

Не пугаюсь встретить смерть мрачнее ночи,

Лишь бы благосклоннее