— Нет, — сказала Мари. — Мамочка еще на работе. — И продолжила читать. — Смотри, Кейтлин. Мишку еще не нашли. Ты перевернешь мне страницу?

Кейтлин перевернула страницу.

Бенуа не отвечал на звонки, но каждый раз смотрел на экран, проверяя, кто звонит, и с каждым разом лицо его становилось все напряженнее и напряженнее. Мари не спрашивала, кто там, потому что ответ был понятен и так. Посадка в самолет все никак не начиналась. Почему он так нервничает? Чего он еще ожидал? Что Эллен вернется домой и даже не заметит, что они исчезли? Что она не станет ничего предпринимать? Упс, семья испарилась. Ну ладно. Конечно же она встревожится. И будет звонить. Они решили сбежать. Уехать во Францию. Этот выбор они сделали вместе, стоя возле бассейна с морскими львами. Бенуа нужно было всего-навсего выключить телефон, но он, судя по всему, был не в состоянии сделать это.

Только когда посадка в самолет была закончена и бортпроводники попросили всех пристегнуть ремни и отключить все электронные устройства, когда самолет стал разгоняться на взлетной полосе, Бенуа решился прослушать голосовые сообщения.

Самолет стал взлетать. Мари взяла Кейтлин за руку.

— Громко, — сказала Кейтлин.

Мари с ней согласилась.

За стеклом иллюминатора был Атлантический океан. Мари посмотрела на простиравшееся под ними бескрайнее водное пространство. Звонки Эллен не задержали самолет. Они были в небе, на пути в Европу. Мари никогда не думала, что сможет попасть туда. Все, что она хотела в этой жизни, было здесь, с ней рядом. Сообщения на мобильном ее нисколько не касались. Бенуа отложил телефон в сторону и поправил плед, которым была укрыта Кейтлин. Она уже успела заснуть. Светлые спутанные волосы падали на ее прелестное, совершенное личико; щека была испачкана кетчупом.

— Она сказала, что тебя арестуют за похищение ребенка. Сказала, что ты никогда не выйдешь из тюрьмы. Будешь гнить в камере до конца своих дней, она сделает для этого все, что только возможно. Она уже звонила в полицию, и они выписали ордер на твой арест. И еще она сказала, что я совершил свою большую ошибку в жизни и пожалею об этом. Но ничего страшного — она меня прощает.

— Она тебя прощает?

— Так она сказала.

Женщина, сидящая позади них, осторожно дотронулась до плеча Бенуа ногой. Нога была в носке. Полосатом, с темно-синими и бирюзовыми полосками.

— C’est toi, non?[8]— сказала она шепотом. До вольно игриво, впрочем. — Бенуа Донель? Oui.

Бенуа Донель. Бенуа Донель.

Мари посмотрела на Бенуа. Не отвечая женщине, он посмотрел на Мари.

— Je sais que c’est toi. Je le sais. Je le sais.[9]

Она снова пихнула Бенуа ногой, уже сильнее.

Мари покосилась на носок.

— Она тебя знает, — сказала она.

— Merde, — сказал Бенуа. Женщина в полосатых носках поднялась со своего места и подошла к ним. Она встала в проходе, склонилась над Бенуа Донелем и обхватила его лицо ладонями. Потом расцеловала в обе щеки. Потом впилась в его рот.

— Кто это? — спросила Кейтлин. Мари покачала головой.

— У нее длинные волосы, — заметила Кейтлин. Белокурые волосы женщины доходили ей до пояса. Мари с трудом подавила в себе искушение вцепиться в них. Закончив целовать Бенуа, женщина опустилась на пол, положила голову ему на колени и заплакала.

— Бенуа? — не вытерпела Мари.

Бенуа погладил рыдающую женщину по голове и взглянул на Мари.

— Это Лили Годе, — сказал он. — Я не видел ее много лет.

Мари кивнула.

Женщина, не поднимаясь с колен, подняла голову и вытерла слезы. Разрез глаз у нее был необычный — как будто она была наполовину азиаткой. Только сейчас она заметила Мари.

— Вы ничего не слышали обо мне? — спросила она.

Мари снова покачала головой.

— А должна была?

— Я актриса, — сказала женщина.

— А я сидела в тюрьме, — сказала Мари.

Лили Годе недоуменно моргнула.

И сказала что-то по-французски Бенуа.

— Все нормально, — сказал он и пожал плечами.

— Ты живешь в Нью-Йорке, — сказала Лили. — Я сама только что из Нью-Йорка. Мой фильм участвовал в кинофестивале Трайбека. Они ели хот-доги. Зрители. Смотрели мой фильм и ели хот-доги.

— Какой кошмар. Нелегкое испытание для тебя.

— Ты, наверное, знал, что я в Нью-Йорке? — Она заглянула Бенуа в глаза. — Читал обо мне в газетах?

— Я не знал, Лили.

Мари совсем не понравилось, что он называет ее по имени. Они явно были давно и хорошо знакомы.

— Это твоя жена? — спросила Лили. — Я слышала, что ты женился. А это кто? Твоя малышка?

— Я большая, — сказала Кейтлин.

— Excusez-moi.[10]Это твоя большая дочка?

— Oui. Кейтлин. Elle a presque trois ans.[11]

— Ta petite fille,[12]— Лили улыбнулась Кейтлин. На глазах у нее опять выступили слезы. — Я искала его, — обратилась она к Мари. — Je l’ai cherché et cherché.[13]Все эти годы. Я его искала.

Лили снова зарыдала и почти упала на руки бортпроводника, маячившего поблизости. Бенуа отстегнул ремень.

— Что ты делаешь? — спросила Мари. — Не надо.

Но Бенуа уже встал с сиденья. Он похлопал бортпроводника по плечу, и тот передал ему рыдающую французскую актрису.

— Тетя плачет. — Возбужденная Кейтлин показала на Лили пальцем.

Хуже того, слезы показались и на глазах Бенуа Донеля.

— Я искала его. — Французская актриса посмотрела на Мари из-за плеча Бенуа. — Искала. Все время искала. Долгие годы. Я звонила его grand-mére,[14]но она мне ничего не сказала. Он не хотел, чтобы его нашли. Mon coeur etait battu. Comprends?[15]

И улыбнулась.

Улыбка у французской актрисы была удивительная. Ослепительная и совершенно безумная. Обвив руками шею Бенуа, она излучала абсолютное счастье, так что казалась почти умственно отсталой. Мари подумала, что это отвратительно.