– Тебя зовут Тэху?

– Да, госпожа.

– Ты доволен службой в моем доме?

– Да, госпожа.

– Здесь значительно приятнее служить, чем в гарнизоне. Не так ли?

– Да, госпожа.

– Знаешь ли ты еще какие-нибудь слова, кроме «да, госпожа»?

У Тэху чуть не сорвалось с языка то же самое, но он вовремя спохватился:

– Я не смею утомлять высокородную пространными ответами.

– Но ты же не боишься меня?

– Нет, госпожа.

– Ну так расскажи мне что-нибудь интересное, солдат.

Она говорила лениво, нанося тонкой кисточкой краску на губы, отчего ее слова немного искажались и еще больше походили на мурлыкание.

– Что же я могу рассказать высокородной? Я воин, а не факир и не странник.

Ему вдруг опять представился Джети с арфой, и Тэху улыбнулся.

Госпожа принялась за верхнюю губу, потянувшись к зеркалу ближе – стан плавно изогнулся, тонкая ткань платья плотнее легла на бедро. Тэху опять невольно засмотрелся, как тогда перед порталом, и она опять, будто почуяв его мысли, на мгновенье обернулась – глаза обожгли, томительное беспокойство затопило сердце, кровь застучала в висках. Повисло молчание. Покончив с косметикой и критично оценив в зеркале результат, госпожа Тийа сбросила верхнюю полупрозрачную накидку, оставшись в домашнем платье с большим вырезом, открывающим спину почти до пояса. Похоже, высокородная ничуть не смущалась присутствием офицера охраны. Открыв несколько небольших кувшинчиков, она придирчиво выбирала, какое масло нанести на кожу.

– Подойди поближе, солдат.

Ее тон не терпел возражений. Тэху приблизился.

– Эти духи мне доставили на днях. Я хочу, чтобы ты помог мне выбрать!

У Тэху, видимо, был очень глупый вид, так что она залилась смехом. Потом схватила его за руку и потянула к столику:

– Ну же!

Он не смел сопротивляться, хотя, конечно, ее руки были несравненно слабее, а тонкие пальчики не могли даже обхватить его запястье. Она опять рассмеялась:

– Ого! Ты и вправду силен! Ну и ручищи. И все же выбери. Я так хочу!

Ее глаза обескураживали его. Ситуация была настолько странной и непривычной, что Тэху ткнул пальцем в один из кувшинчиков, не глядя и не нюхая (этого еще не хватало!).

– Ну, что ж. Очень хорошо. Это апельсин.

Она нанесла пахучее масло на шею и плечи, затем обернулась к нему:

– Протяни руку!

Он молча протянул. Она взглянула на его ладонь, почти вдвое большую, чем у нее, провела по ней тонким изящным пальчиком (холодок пробежал по спине Тэху) и неожиданно налила в нее масла. Он удивленно вскинул на нее глаза.

– Я не достаю до лопаток, – объяснила она, – вотри ты!

– Госпожа… – Тэху готов был выпрыгнуть в окно. – Я не могу! Я позову служанку, она сумеет сделать это лучше!

– В этом доме, солдат, решаю я, кого и когда звать! Сейчас мне нужно не ее умение, а твои руки!

Он еще колебался, и она недобро сузила глаза:

– Так ты сделаешь это?

Больше Тэху не сопротивлялся – протянул руку к ее спине и возможно аккуратнее нанес масло на ее нежную кожу. Едва слышно пробормотал:

– У меня грубые руки, госпожа…

Она изогнулась по-кошачьи и, обернувшись, взглянула ему прямо в лицо. Запах цветков апельсинового дерева одурманивал, ее глаза завораживали и манили… Они были так близко – так опасно!.. Закончив, он поспешно вернулся к дверям:

– Я могу идти?

Она кивнула, а когда он уже открывал дверь, окликнула насмешливо:

– Зеленоглазый!

Больше в комнате никого не было, и он, естественно, обернулся.

– Ты мне понравился, зеленоглазый. В тебе есть сила. Та сила, которой мне так недостает.

* * *

Руметис ревниво-подозрительно повел носом и проворчал:

– От тебя несет женскими благовониями.

Тэху промолчал. В его душе заплясал мстительный огонь: «Ну-ка, помучайся! Теперь я помолчу, а ты – поспрашивай!»

– Недолго ты там пробыл.

– Я не так речист, как ты. Госпоже не было со мной интересно.

Руметис облегченно улыбнулся и похлопал его по спине:

– Да уж, ты не словоохотлив. Зато силен! Правда, неловок: где-то облился духами!

Тэху усмехнулся, что можно было трактовать как угодно, и Руметису пришлось этим удовольствоваться.

Дом уже пробудился. Бегали слуги, и их оживленное усердие указывало на то, что господин Ка-Басет уже на ногах. После полудня он сам наконец вышел из дома, недовольно оглядев охрану. Видимо, он недавно поел и, скорее всего, еще и выпил вина. С ним рядом семенил домоправитель. Хозяин опирался на его руку, тяжело дыша. Тэху расслышал вопрос:

– Гд е моя супруга?

Домоправитель подобострастно откликнулся:

– В своей опочивальне, господин.

– Ну да, ну да… – Ка-Басет бубнил что-то еще, домоправитель услужливо сгибался.

Они поплелись в сад. Вслед за ними, ни на кого не оглядываясь, в сад прошла и госпожа.

* * *

Тэху будто заболел. Единственное, что его теперь мучительно интересовало, – это госпожа Тийа. Он думал о ней беспрерывно. Его день складывался из того, что он прямо с утра должен был узнать, где она находится, чем занята, куда направляется, что собирается делать в ближайшее время. Тэху стал еще более молчалив, чем всегда, старался как можно лучше выполнять свой долг телохранителя и при этом ничем не обнаружить своих чувств. Ни перед кем.

Он знал теперь распорядок дня высокородной Тийи: когда она любит вставать, когда завтракает, когда прогуливается в саду, плавает в бассейне, катается на лодке и проч. и проч. Хотя часто госпожа бывала просто непредсказуема, и охрана должна была быстро реагировать на стремительные виражи ее капризных желаний. Но это будоражило чувства Тэху еще больше.

Похоже, она больше и не вспоминала о них. Во всяком случае, никаких разговоров с офицерами больше не было: Тэху с особым вниманием следил за занятиями своих товарищей, насколько вообще это было возможно. Ему показалось, что и Руметис занят тем же: Тэху несколько раз ловил на себе его изучающие взгляды, вернувшись из своего «обхода» сада. Госпожу у бассейна он тоже больше не заставал, к огромному своему разочарованию. Теперь она купалась утром.

Господин Ка-Басет вел свою жизнь государственного чиновника, его супруга свою – жизнь изнеженной, не обремененной заботами женщины. Часто они вместе принимали гостей. Но Тэху, допускаемый на пиры, как и остальные офицеры, в качестве «младшего гостя», видел, что чаще всего она бывала невесела, ела и пила крайне мало и вступала в беседу будто по принуждению. Зато по ночам, словно в противовес таким непривлекательным для нее застольям и, как показалось Тэху, в отместку супругу, она запиралась в своих покоях, чтобы танцевать. Танцевать одной!