Август догорал, но здесь, на Феоленте, казалось, что лето вечно и счастье может быть вечным…

А все рухнуло в одно мгновение.

* * *

Рано утром Шурик решил мотнуться на севастопольский базар, пополнить наши запасы съестного и спиртного. Я еще спала и вскользь поцеловала его, не открывая глаз, не зная, что больше не увижу своего любимого. Того, кто вернулся ко мне, я не знала. Он вбежал в комнату, схватил меня за плечи и затряс с бессердечным неистовством морского шторма.

— Зачем ты это сделала? Зачем?

Я молча хлопала глазами, как бестолковая кукла.

— Сука, ты… Ты во всем виновата! — завывал Шурик.

Таким разгневанным, страшным он не был еще никогда. Сейчас этот человек казался действительно опасным, неукротимым, способным на все…

— Зачем тебе это понадобилось? А я, придурок, повелся!

Я испугалась. Он болтал меня изо всех сил, его пальцы больно сжимали плечи. Голова закружилась. И я закричала:

— Я ничего не делала! Пусти!

— Я все знаю! — взревел он и выпустил меня из рук.

Потеряв равновесие, я чуть не упала.

— Гадалка мне все рассказала, — произнес он, стиснув зубы. — Теперь мне все ясно.

— Что тебе ясно? — спросила я, окрысившаяся и сбитая с толку.

— Почему я изменил невесте и запал на тебя, как последний лох, — заорал Шурик. — Ты меня приворожила. А еще совестливую из себя корчила!

— Я?!! — искреннейше изумилась я.

На его лице появилась слабая тень сомнения.

— Будешь отпираться? — уточнил он угрюмо.

— Но я ничего не делала…

— Хо-ро-шо, — грозово выговорил он по слогам. — Слушай сюда.

История, рассказанная Шуриком, показалась мне попросту глупой. Отоварившись, он решил прогуляться по набережной возле театра, где, как в каждом курортном городе, тусовались торговцы всякой всячиной: поделками из ракушек, бисерными фенечками, бусами из янтаря.

Там же сидела молодая гадалка на картах Таро с искристыми, зазывными глазами. Барышня улыбнулась ему и предложила погадать.

— Ну, теперь мне все понятно! — раздосадованно перебила я.

— И я согласился. Понимаешь, мне очень хотелось знать, что у нас с тобой дальше будет, — признался Шурик. И на секунду снова стал теплым — моим.

— А она карты свои непонятные разложила, потом ладонь мою взяла, затем в глаза заглянула и заквохтала: «Проблемы у тебя, парень. Есть у тебя любовь большая, но не настоящая. Приворожили тебя насмерть. К сильной колдунье девушка твоя ходила. Фотографию твою носила. Та тебе иголкой сердце проткнула. Беги от той, кто это сделала, дальше чем видишь, иначе она тебе сердце пополам разорвет». Вот. Скажешь, неправда это?

— Но у меня ведь и фотографии твоей нет! — отчаянно напомнила я.

— Откуда я знаю, может, ты ее заранее у Линды стащила!

— Да гадалка тебя просто на понт взяла. Сама небось охмурить хотела.

— Нет. Я ей верю, — уперся Шурик. — Немедленно звони своей ворожке и развораживай меня обратно! Я к Линде вернусь! Насильно меня никто любить не заставит!

— А вот и заставит, — звонко сказал кто-то. — Уже заставили!

Мы вздрогнули. На пороге комнаты стояла Линда. Она материализовалась так бесшумно и внезапно, что вначале мне почудилось: это лишь привидение, порожденное моим страхом неизбежного финала и раскаяния.

Но это была она, во плоти и крови. Хотя и осунувшаяся, еще более бледная, чем обычно. Моя подруга. Его невеста. Она слышала все!

От стыда я тут же залилась алой краской до ушей.

— Это я тебя приворожила, — отчеканила нежданная пришелица.

Лицо ее выражало презрение, если не сказать брезгливость.

— Ты? — не понял Шурик. — Но как же, чего же я тогда к ней?.. — Он осекся, поняв, что сказал лишнее.

— Не хорохорься, я все знаю. — Линда смотрела на нас, как на последних тварей на земле. — Я тебя не к себе, а к ней приворожила, пятьсот долларов ведьме выложила. Проверить хотела, выдержит твоя любовь такое испытание или нет. Потому что абсолютная любовь все пересилит, ничего ей не страшно. А ты сразу сдался. Мы с колдуньей и день, и даже конкретное время оговорили, когда тебя к Маше потянет. И ты полез на нее точно по часам. Минута в минуту. Я сверяла. Машка и то сильней тебя оказалась — несколько часов сопротивлялась.

— Чего-то я не понимаю… — смутилась я.

— А ничего непонятного нет. Мне хотелось понять, как далеко Шурик зайти может. А ты, спасибо тебе за это, — пренебрежительно похвалила она меня, — всячески его одерживала и пресекала. Сторониться начала. Вот мне и пришлось срочно тебя фотографировать, сканировать и ведьме по электронной почте высылать. Чтобы она тебя тоже…

— Она приворожила меня к Шурику? — вскричала я, не веря в нелепость услышанного.

— Да. Но я к тебе не в претензии. — Линда поглядела на меня свысока, неприязненно сморщив губы. — Ты мне в вечной любви не клялась, да и вообще держалась как могла. А потом, я всегда знала, что ты — животное женского пола и руководствуешься отнюдь не головой. Потому тебя и выбрала…

— Так вот зачем тебе подруга понадобилась? — грозно набычился Шурик. — Маша, — развернулся он ко мне, — я умолял ее: поехали отдыхать вдвоем, а она уперлась как осел. Одна подружка отпала, так она другую потащила. Теперь мне все понятно. Ты со своей идеальной любовью окончательно умом тронулась! Людей за подопытных кроликов держишь, эксперименты на них ставишь…

— А вы и есть кролики, — с отвращением фыркнула Линда. — Все ваше счастье — скакать, жрать да трахаться.

— Ты меня больше не увидишь! — сорвался Шурик на крик.

— А я и видеть тебя не хочу, — отозвалась невеста. — У меня уже билет куплен. Я сегодня уезжаю. Прощайте. Вы друг друга стоите.

— Ты что, так нас заколдованными и кинешь? — испугалась я.

Линда обернулась. Никогда в жизни я не видела у нее такого злого, уродливого — такого живого лица!

— Не беспокойся, — процедила она свирепо. — Завтра же схожу к ведьме, закажу отворот. Обещаю: смотреть друг на друга не сможете!

* * *

Стоял октябрь, но Киев утопал в снегу. Колкие снежинки лезли в глаза, в нос, царапали губы. На землю сыпались микроскопические осколки лада, осколки зеркала Снежной Королевы. Наверняка она была чем-то похожа на Линду — такие же тонкие, правильные черты и белое острое лицо, красивое, но совсем не хорошенькое. Совсем не хорошая, она словно бы отворотила меня от любви.