стерлись все краски. Он дрожал, на лбу выступили капельки пота из-за ранения. Он сказал: — А теперь убирайся.

* * *

К нему обращался глашатай.

Дэмиен слышал его, будто откуда-то издалека, и наконец понял, что его ждет небольшой отряд его собственных людей для возвращения с ним обратно в лагерь. Он ответил глашатаю или подумал, что ответил, потому что глашатай ушел и оставил его рядом с конем.

Дэмиен положил руку на седло, прежде чем вскочить на лошадь, и на мгновение закрыл глаза. Лорен знал, кто он, и все равно занялся с ним любовью. Он задавался вопросом, какое сочетание стремления и самообмана позволили Лорену сделать это.

Он был разбит произошедшим, ноющее и покрытое синяками тело сотрясала мелкая дрожь. Дэмиен не чувствовал, как ему наносили удары во время боя — до настоящего момента, когда все они вдруг обрушились разом. Его охватило шаткое изнурение после схватки; он не мог двигаться, он не мог думать.

Если бы он представлял себе, то это было бы единое катастрофическое событие — разоблачение, которое, что бы ни последовало потом, завершилось бы. Жестокость была бы одновременно и наказанием, и облегчением. Он никогда не представлял себе, что это будет продолжаться и продолжаться; что правда была известна; что она была болезненно впитана; что это будет такое разрушающее давление, не покидающее грудь.

Лорен сдержал и подавил все эмоции в своем взгляде — он вынесет и союз с убийцей своего брата, не ощущая ничего, кроме отвращения. Если он может это, то Дэмиен тоже сможет. Он сможет вести деловые переговоры, говорить на формальном языке королей.

Боль утраты была бессмысленна, потому что Лорен никогда не принадлежал ему. Он знал это. То хрупкое, что выросло между ними, никогда не имело права на существование. Всегда был известен конец: тот момент, когда Дэмиен вновь накинет свою мантию.

Теперь ему нужно вернуться с этими людьми в свой собственный лагерь. Поездка назад была быстрой, меньше полумили разделяло их армии. Он вернулся с мыслью о долге, прочно обосновавшейся в его разуме. Если это и причиняло боль, то это было уместно; это и есть царствование.

* * *

Оставалась еще одна вещь, которую он должен был сделать.

Когда он, наконец, спешился, Акиэлосский палаточный городок был возведен, отражая Виирийский, по его приказу. Он соскользнул с седла и бросил поводья солдату. Он очень устал чисто физически, и концентрация теперь требовала усилий. Ему нужно было убрать дрожь в мышцах, в руках и ногах.

На восточной стороне лагеря стоял его личный шатер, в котором его ждали простыни и матрас — место, где он сможет закрыть глаза и отдохнуть. Дэмиен не пошел туда. Вместо этого он вызвал Никандроса в командный шатер, установленный в центре лагеря армии.

Сейчас была ночь, и вход в палатку освещали факелы, оранжевое пламя которых горело на уровне талии. Внутри шесть жаровен отбрасывали танцующие тени на стол и стул, повернутый ко входу, трон для аудиенций.

Даже установка лагеря так близко от Виирийских войск держала людей в напряжении. Они выставили дополнительные караулы и всадников с горнами, каждый нерв был натянут. Если Виириец бросит камушек, вся армия начнет действовать.

Они пока не знали, почему разбили лагерь здесь; они просто исполнили приказы Дэмиена. Никандрос первым услышит новости.

Дэмиен вспомнил, как горд был Никандрос в тот день, когда Теомедис доверил ему Дельфу. Она значила больше, чем просто дарованная земля или каменная кладка построек. Это было доказательством для Никандроса, что он почтил память своего отца. Теперь Дэмиен собирался забрать у него это как часть хладнокровного управления государством.

Дэмиен ждал, не отворачиваясь от того, что теперь для него значило быть Королем. Если он смог оставить Лорена, то он сможет и это.

Никандрос вошел в палатку.

И предложение, и цена были неприятны. Никандрос не смог полностью скрыть боль, пока искал объяснения, которых не находил. Дэмиен смотрел на него, непреклонный и непоколебимый. Они вместе играли мальчишками, но сейчас Никандрос стоял перед своим Королем.

— Виирийский Принц получит мой дом и будет твоим основным союзником в этой войне?

— Да.

— И ты решился на это?

— Решился.

Дэмиен вспомнил свои надежды о возвращении домой, когда между ними все могло бы быть как в прежние дни. Как будто такая дружба могла бы пережить царствование.

— Он настраивает нас друг против друга, — сказал Никандрос. — Это просчитано. Он пытается ослабить тебя.

Дэмиен ответил:

— Я знаю. Это похоже на него.

— Тогда… — Никандрос замолчал и в бессилии отвернулся. — Он держал тебя своим рабом. Он бросил нас при Чарси.

— На то были причины.

— Но я их не узнаю.

Список снабжения и людей, который им предлагал Лорен, лежал на столе. Он включал в себя больше, чем тогда предполагал Дэмиен, но все равно был ограниченным. Он был приблизительно равен вкладу Никандроса, и, вероятно, не уступал по ценности присоединению другого сатрапа к стороне Дэмиена.

Но он не стоил Дельфы. Дэмиен видел — Никандрос знает это, как знает и он сам.

— Я хотел бы сделать это проще, — сказал Дэмиен, — если бы мог.

Повисла тишина, пока Никандрос сдерживал ответ.

Дэмиен спросил:

— Кого я потеряю?

— Македона, — ответил Никандрос. — Стратона. Северных генералов, может быть. В Акиэлосе твои союзники будут уже не такими полезными, обыватели — не такими приветливыми, даже враждебными. Возникнут проблемы со сплочением отрядов, когда мы выступим, и еще больше проблем во время сражения.

Дэмиен сказал:

— Расскажи мне, что еще.

— Люди будут болтать, — продолжил Никандрос. Он произносил слова с отвращением, он не хотел их говорить. — О том…

Дэмиен прервал его:

— Нет.

И следом, словно Никандрос не мог удержать слова, он произнес:

— Если бы ты, по крайней мере, снял браслет с запястья…

— Нет. Он останется. — Дэмиен не стал опускать глаз.

Никандрос отвернулся и положил ладони на стол, оперевшись на него. Дэмиен видел сопротивление, скопившееся в спине Никандроса, в его плечах, пока ладони продолжали неподвижно лежать на столе.

Нарушая болезненное молчание, Дэмиен спросил:

— А ты? Потеряю ли я тебя?

Он позволил себе только это. Слова были произнесены довольно ровным голосом, и он заставил себя ждать, не говоря ничего больше.

Никандрос ответил, и слова как будто поднимались у него глубоко изнутри против воли:

— Я хочу Айос.

Дэмиен выдохнул. Лорен, внезапно осознал он, не настраивал их друг против друга. Он подыгрывал Никандросу. Во всем этом была опасная осведомленность; в знании, насколько далеко может растянуться преданность Никандроса и что удержит ее от разрыва. Присутствие Лорена