Глава 3

Дэмиен окинул взглядом размах поля. Силы Регента казались потоками темно-красного цвета, вторгшимися в их собственные ряды, смешивая армии и напоминая поток крови, который врывается в воду и распространяется в ней. Открывающийся вид был видом разрушения и нескончаемого потока врагов, такого внушительного, что он походил на рой.

Но Дэмиен видел при Марласе, как один человек может держать фронт, будто лишь одним усилием воли.

— Принц-убийца! — Кричали люди Регента. Сначала они кидались навстречу Дэмиену, но увидев, что происходило с теми, кто нападал на него, они превратились в сбившуюся массу лошадиных копыт, пытающуюся отступить.

Им не удалось уйти далеко. Меч Дэмиена рассекал броню, рассекал плоть; Дэмиен высматривал места сосредоточения сил и уничтожал их, не давая начать построение. Виирийский командир вступил с ним в бой, и Дэмиен позволил им один раз сойтись, прежде чем его меч проткнул шею командира.

Безразличные лица, наполовину закрытые шлемами, мелькали вокруг. Дэмиен думал о лошадях и мечах, о механизмах смерти. Он убивал, и все было просто: либо люди убирались с его пути, либо умирали. Все сузилось до единственной цели; решимость часами поддерживала силы и сосредоточенность за гранью человеческих возможностей — дольше, чем у противника, потому что человек, совершивший ошибку, умирал.

Дэмиен потерял половину своих людей в первой волне. После этого он пошел в лобовую атаку, убивая, сколько было необходимо, чтобы остановить первую волну, и вторую, и третью.

Свежее подкрепление, прибудь оно сейчас, могло бы перебить их всех, как недельных щенят, но у Дэмиена не было подкрепления.

Если он и замечал что-то, кроме сражения, то это было не исчезающее ощущение отсутствия, пустоты. Мастерство, безразличное владение мечом, обнадеживающее присутствие рядом с ним Никандроса с его размеренным, более практичным стилем сражения отчасти заполняли брешь. Дэмиен привык к чему-то, что было временным, как вспышка веселья в паре голубых глаз, на мгновение ловящих его взгляд. Все это переплелось между собой внутри него и затянулось вместе с продолжающимися убийствами в один тугой узел.

— Если Принц Виира покажется, я убью его, — резко бросил Никандрос.

Залпы стрел уменьшились, потому что Дэмиен пробил достаточно строев лучников, которые стреляли в хаос сражения, неся опасность для обеих сторон. Звуки тоже изменились: больше не было рева и криков, их заменили стоны боли и изнеможения, сбившееся дыхание и тяжелый, уже не такой частый, лязг мечей.

Смерть, длящаяся часами; битва вступила в свою завершающую, жестокую, утомленную стадию. Строи были нарушены и распались в беспорядке, кругом лежали груды неподвижных тел, в которых трудно было отличить друга от врага. Дэмиен оставался в седле, хотя тела погибших покрывали землю так плотно, что лошадь увязала в них. Земля была влажной, ноги Дэмиена были запачканы выше колен — забрызганы грязным месивом, потому что почва пропиталась кровью, хотя лето и было сухим. Ржание мечущихся раненых лошадей перекрывало крики людей. Он собирал людей вокруг себя и убивал, телом преодолевая границы физического, границы мысли.

На дальнем краю поля он заметил вспышку красного в нашивках.

«Разве не так Акиэлос выигрывает войны? Зачем сражаться с целой армией, когда можно просто…»

Дэмиен вонзил шпоры в бока лошади и помчался. Люди между ним и его целью превратились в слившиеся пятна. Он едва слышал звон собственного меча или замечал красные плащи Виирийского почетного караула, прежде чем разрубал их. Он просто убивал их, одного за другим, пока не осталось никого между ним и человеком, которого он искал.

Меч Дэмиена очертил в воздухе неумолимую дугу и рассек человека в шлеме с плюмажем надвое. Его тело неестественно накренилось на бок, затем упало на землю.

Дэмиен соскочил с лошади и стянул шлем.

Это был не Регент. Он не знал, кто это был; пешка, марионетка с широко раскрытыми мертвыми глазами, втянутая в это, как и все они. Дэмиен отшвырнул шлем в сторону.

— Все кончено, — раздался голос Никандроса. — Все кончено, Дэмиен.

Дэмиен перевел невидящий взгляд наверх. Броня Никандроса была разрезана поперек кровоточащей груди, недоставало передней нагрудной пластины. Он использовал короткое имя, которым Дэмиена называли, когда он был мальчиком; имя детства, сохраненное для близких.

Дэмиен осознал, что стоит на коленях, и его грудь вздымается так же, как и грудь его коня. В кулаке он сжимал отличительные нашивки мертвого солдата. Казалось, что он сжимает в руках пустоту.

— Кончено? — Слова хрипло вырвались из него. Все, о чем он мог думать — Регент все еще жив, и ничто не кончено. Мысль возвращалась медленно после стольких часов, проведенных, полагаясь на движение и реакцию, на мгновенные ответные действия. Ему нужно было прийти в себя. Люди вокруг бросали оружие на землю. — Я даже не знаю, наша ли это победа или их.

— Наша, — ответил Никандрос.

В глазах Никандроса появился другой взгляд. И когда Дэмиен оглядел разгромленное поле сражение вокруг, то увидел солдат, уставившихся на него издалека, и во взгляде Никандроса отражалось выражение их лиц.

С возвращающимся осознанием Дэмиен увидел, будто впервые, тела людей, которых убил, чтобы добраться до приманки Регента — свидетельства того, что он сделал.

Поле превратилось во взрытые земляные окопы, усыпанные мертвыми телами. Почва стала беспорядочной смесью плоти, бесполезной брони и лошадей без своих всадников. Безостановочно убивая на протяжении часов, Дэмиен не осознавал масштаба того, что он вызвал здесь. Перед его глазами вспышками пронеслись лица тех, кого он убил. Все оставшиеся были Акиэлоссцами, и они смотрели на Дэмиена, как на что-то невероятное.

— Найдите самого высокопоставленного выжившего Виирийца и скажите, что они могут похоронить своих погибших, — сказал Дэмиен. На земле рядом с ним лежало упавшее Акиэлосское знамя. — Чарси объявляется территорией Акиэлоса. — Поднявшись, Дэмиен обхватил деревянный шест знамени и воткнул его в землю.

Знамя было порвано и стояло, склонившись набок из-за пропитавшей ткань грязи, но держалось.

И в тот момент Дэмиен из-за тумана своей усталости, как во сне, увидел всадника, появляющегося на дальнем западном краю поля.

Глашатай скакал галопом через опустошенную местность на белой вычищенной кобыле с изогнутой шеей и высоким, летящим хвостом. Прекрасный и нетронутый, он казался издевкой над жертвой смелых мужчин, павших на поле. Его знамя развевалось позади него, и гербом была звезда Лорена, синий и сияющий золотой.

Глашатай натянул поводья перед Дэмиеном. Дэмиен посмотрел на блестящую шкуру кобылы, не перепачканную грязью, не взъерошенную и не взмокшую от пота, а потом на ливрею глашатая в безупречном состоянии, не тронутую пылью дороги. Он почувствовал, как что-то нарастает в его горле.

— Где