Но тот лишь смотрел на пустынную гладь пронзительно голубого моря, словно видел там что-то, скрытое от других.

– Про Абигаэл, – ответил он. – Мою жену. Она родилась на Западе и очень хочет встретиться с людьми своего племени. Только к вам она не вернется, – злые глаза цвета речной воды скользнули по лицу монаха, будто хлестнули плетью. – Не вздумай мучить ее, вселяя пустые надежды.

– Но… как такое возможно? – растерялся брат Рикарду.

Женщина, наверное, его соотечественница, в одиночку живет среди дикарей? Стала женой одного из них? Этого просто не могло быть!

– Абигаэл, говоришь? – спросила Анна. – Не она ли заставила тебя остаться на берегу, Хиджу из оранг-лаутов?

– Это долгая история, Дуйюн, – чужак усмехнулся. – Возможно, я расскажу ее тебе. Но не сейчас. В другой раз.

Он отвернулся, давая понять, что разговор окончен, ловким движением перемахнул через борт своей лодки. Брат Рикарду сдержал тягостный вздох. Не нравился ему этот странный человек, не внушал доверия. И его загадочная жена… Не силой ли он удерживает несчастную?

Но сейчас ссориться было не с руки, потому монах откланялся и поспешил домой, дабы обсудить случившееся с отцом Мануэлом, попросить его совета и благословения. Брата Рикарду ждали последние, самые утомительные и хлопотные часы перед тем, как отправиться в долгую дорогу.

Укрывшись под навесом на корме, сестра Анна наблюдала сквозь пелену дождя, как Хиджу правит лодкой. За спиной похрапывал брат Рикарду, убаюканный шумом ливня и мерным покачиванием на волнах. Ей бы тоже улечься, укрыться шерстяным плащом и подремать, но вместо этого она сидела и смотрела, ежась от неуютной, пронизывающей сырости.

А вот Хиджу вовсе не было зябко, он делал свою работу, не обращая внимания на то, как дождь лупит его по плечам, окружая облаком водяной пыли. Как холодная вода стекает по обнаженной коже, по волосам, прилипшим к шее. Казалось, ему даже нравится такая погода, радует одиночество – попутчики быстро начали тяготить Хиджу, он и не пытался этого скрыть.

Сперва брат Рикарду старался хоть немного расположить к себе угрюмого чужеземца, завязать интересный для всех разговор. Но тот лишь отвечал короткими фразами, давая понять, что к разговорам вовсе не расположен. Монах справедливо рассудил, что добраться до места, желательно без неприятностей, гораздо важнее, нежели стать приятелями с этим нелюдимым малым, и оставил его в покое.

С Анной, вопреки ее ожиданиям, Хиджу также не проявлял желания общаться, хоть и держался все же несколько вежливее. Она никак не могла понять причину такого отчуждения: ведь она не пришелец с Запада, которому Хиджу, как любому чужаку, не доверял, и когда-то они замечательно проводили время вместе, пусть недолго и давно.

Воспоминания о тех встречах отозвались жаром, прилившим к лицу. Анна старалась забыть о юноше из оранг-лаутов, понимая – он ушел навсегда, даже если их пути вновь пересекутся, это будет ненадолго, возможно, он ее и не узнает. Но временами его образ возникал перед глазами, заставляя мечтать о несбыточном, и тогда Анна позволяла себе погрузиться в манящие грезы, забыть о рутине и скуке, окружавших ее. А сейчас они все-таки встретились, и Хиджу ее все же узнал, но…

– Раньше ты был разговорчивее, – говорила Анна. Тогда они и впрямь весь день болтали без умолку. Вернее, почти весь день.

– С тех пор столько лун прошло, весь мир изменился, – невозмутимо отвечал он, удостоив ее лишь коротким взглядом. – Мы были совсем несмышленышами, Дуйюн. У меня скоро сын дорастет до того же возраста.

– Интересно, если твоя жена с Запада, а сам ты из племени морских бродяг, то кем тогда будут твои сыновья? – спрашивала Анна, и Хиджу хмурил брови в ответ.

– Людьми, – отвечал он коротко и уходил на другой конец лодки.

Теперь, глядя сквозь отгородившую их друг от друга водяную завесу, Анна жалела о тех словах, своей неоправданной резкости. Ей ли говорить такое? Ведь она сама ушла из родного племени к пришельцам с запада, служит их богу, носит их одежду, говорит на их языке. Но западным человеком вовсе не стала. Да и что ей за дело до детей Хиджу, или она завидует счастью его семьи?

Словно почуяв, что она думает сейчас о нем, Хиджу обернулся и встретился с Анной глазами. В его взгляде она прочла настороженность, холодность – ни следа того тепла, с каким он смотрел на нее когда-то. И от живого любопытства, задора, открытой, искренней радости… Он был прав: тот славный добрый юноша, встреченный однажды Анной на пустынной отмели, остался лишь в ее воспоминаниях. Хиджу, который сейчас правил лодкой, был совсем другим. И это понимание наполняло сердце Анны печалью, будто у нее отняли что-то дорогое, что берегла она много лет, лелея неясную, смутную надежду.

Анне стало досадно. Раз он избегает разговоров, то и ей не очень-то они нужны. Есть брат Рикарду, он все понимает лучше, чем этот самовлюбленный, неприветливый чужак. В конце концов, она всегда может говорить с богом – по словам отца Мануэла он слышит каждого, кто к нему обратится. А уж ее-то наверняка, ведь она приняла обет. Анна подумала, что тем более не следует разглядывать чужих мужей, устыдилась и скрылась в глубине под навесом, едва слышно бормоча особую молитву от греха.

Брат Рикарду все так же спал сном праведника. Анна прилегла у другого борта, прикрыла веки, слушая баюкающий шум дождя над морем, но сон не шел. Перед глазами назойливо возникал образ Хиджу, будто видела она его сквозь любые преграды. Как он разворачивает парус, ставит лодку на галс, всем весом тянет, едва не падая за борт. Как, выровняв курс, отбрасывает с лица налипшие волосы. Как тяжелые капли стучат по его плечам множеством крохотных холодных пальцев, а он будто не замечает – смотрит вперед, правит лодкой умело и уверенно.

«Ничего, – думала Анна, стараясь сосредоточить внимание на плеске волн о борт. – Третий день уже плывем. Ветер поднялся, лодка пойдет скоро. Если позволят боги, завтра будем на месте».

Ветер не унимался до самого вечера, и они действительно почти добрались до деревни, но Хиджу не видел причин торопиться и рисковать, продолжая плыть затемно, потому остаток пути проделали ранним утром. Обогнув мыс, Хиджу повернул к берегу. Брат Рикарду и Анна, не в силах сдержать волнения, стояли бок о бок возле борта и рассматривали место, с которого начнется их долгий путь.

Самой деревни не видно было с моря, лишь одинокая ленточка дыма тянулась над склоном, выдавая людское поселение. Но пляж не был пуст: тонкая фигурка вышла из тени деревьев к краю прибоя и замерла, глядя на приближавшуюся лодку. Солнце вычертило ее ярко, четко, и брат Рикарду с изумлением увидел, как золотом сверкнули белокурые волосы. Чем ближе подходили они, тем меньше оставалось сомнений – эта изящная, стройная молодая женщина не из местных племен.

Еще несколько мгновений, и монах рассмотрел ее лицо, поймал взгляд взволнованных голубых глаз. На его землячку она тоже не была похожа. «Откуда же она родом? – пытался угадать брат Рикарду, от удивления забыв приличия и прямо-таки ощупывая незнакомку взглядом. – Англия? А может, француженка? Или и вовсе откуда-то с севера. Но как, ради всего святого, она попала сюда?»