Первые недели ребята до того стыдились прилюдно облегчаться, что терпели до ночи, дабы справить нужду в одиночестве. Потом кое-как привыкли. Правда, не все.

— Прости, что подвел тебя, Джейсон.

Я оторвался от унитаза. Рядом, ежась от холода, стоял Вальтер. На нем была полевая куртка, из-под полы которой торчали голые белые ноги. Тощие ноги с раздутыми несколькими парами шерстяных носков ступнями. Прямо ватные палочки, которыми уши чистят.

— Ты срать сюда пришел или языком чесать?

— Я что, правда похож на жабу?

Конечно, похож.

— Нет.

Я опустил голову, чтобы он не увидел моей улыбки.

Он улыбнулся, потом нахмурился.

— Это ведь я должен быть сейчас на твоем месте. Я никудышный солдат.

Конечно, никудышный.

— Вовсе нет… Просто, у тебя с армией не сложилось.

— Должно сложиться.

— Зачем?

Я переполз к новому фарфоровому трону.

— Помнишь, я говорил, что мой дед получил орден Почета? Он спас человека. В моей семье все служили. Мама не будет мной гордиться, если я не заслужу медаль.

— Фигня это, Вальтер. Медали раздают, когда дела совсем хреново оборачиваются. Медалями армия зализывает раны. У меня из родных никто не служил. А теперь и родных-то не осталось.

Слезы затуманили мне взгляд, и я принялся тереть сильнее. Чья-то армия убила мою маму за одно единственное преступление — за то, что она поехала в Индианаполис. Эта же армия убила все население Питсбурга. Даже мать Орда.

— Это бездумно, нелепо, неправильно.

— Мой дед воевал во второй мировой. Ему было за сотню, когда он умер. Он говорил, смысл войны в том, чтобы ее закончить.

Вальтер переминался с ноги на ногу, его кишки недовольно урчали. Пора ему остаться в одиночестве, причем скоро, но он стеснялся даже меня попросить выйти. Я встал и прогнулся в пояснице.

— Пора передохнуть. Выйду на минутку.

Я вышел из казармы и задрал голову. Где-то там, за облаком пыли, все еще горят звезды. Где-то там космические пилоты вроде Мецгера ведут войну за спасение человечества. А здесь сегодня погибло население целого города. Я что, так и хочу остаться умником, трущим унитазы зубной щеткой?

Я не знал, кто отобрал у меня маму. Мне и мстить-то не хотелось: этим прежнюю жизнь не вернешь. Но если я помогу приблизить конец войны, то буду считать, что чего-то добился.

Вальтер высунул из-за двери счастливую физиономию и улыбнулся.

— Спасибо, Джейсон. Ты парень что надо.

Я выдохнул в темноту. Нет, я не что надо. Но постараюсь стать таким.

Следующим утром мы взяли винтовки и двинулись прямиком в ад. Нет, не один третий взвод — весь восьмисотголовый учебный батальон. Вереница зеленых грузовиков тянулась по дороге, отрыгивая дизельные выхлопы в количествах, не слыханных с перехода на электромобили. Мы направлялись к развалинам Питсбурга, скрытым под облаком пыли, которая еще вчера была магазинами, небоскребами и детьми. Что там наши выхлопы в сравнении с этим.

Мы качались на скамейках в кузове грузовика и ежились от холода.

— Зачем нам винтовки? — спросил кто-то. — Что, инопланетяне наконец прилетели?

— Мародеров разгонять будем.

— Иди ты! Я по нашим не стреляю!

— Наших там не осталось, брателла. И грабить уже нечего.

— Да нет, кто-нибудь да остался. Жрать им дадим.

М-да, солдатская болтовня в кузове — это, знаете ли, не заседание парламента.

Сзади разворачивалась сельская Пенсильвания. То тут, то там попадалось по коровенке: они тыкались носом в землю, пытаясь пастись на замерзшей траве. Ближе к Питсбургу коровы, оглохшие и растерянные от вчерашнего взрыва, едва держались на ногах.

Облако пыли постепенно окутывало нас мраком. Теперь грузовики едва ползли: дорогу заполняли беженцы из города. Ехали машины, шагали хорошо одетые люди с тележками, полными всякого барахла. Родители везли детей на колясках. Кое-кто из ребятишек махал солдатам. Родители, заслоняясь руками от света фар, ошалело смотрели нам вслед, как будто мы спятили. Или они.

Уже в кромешной мгле до нас донесся запах — запах горящих зданий и паленого мяса. Впрочем, нет, мглой это не назовешь: Питсбург все еще полыхал, и красное пламя, отражаясь от низких облаков, освещало нам лица. Мы выпрыгнули из машин, разминая затекшие ноги, и построились по ротам. Вокруг стояли уцелевшие жилые дома — однотипные, двухэтажные и сооруженные так давно, что мертвые деревья в садах были в обхват, как мое бедро. Пепел на несколько дюймов покрывал все кругом и продолжал падать.

Капитан Якович вышел перед строем. Пыль и прах кружились в воздухе, серебрили его волосы, заставляя кашлять через бумажную маску.

Он уперся руками в бока.

— Вы знаете, что тут произошло. Нас вызвали помочь. Наша задача: искать уцелевших, предотвращать мародерство, помогать беженцам и содействовать группам военной разведки.

Правильно, выходит, мы коллективным разумом в грузовике дотумкали. Вот только разведка-то тут при чем? Эти чего здесь забыли?

Битый час, на холоде и под пеплопадом, мы играли в «пошевеливайся и жди», пока Якович говорил по рации. В окнах, на фоне тусклого свечного или фонарного света, виднелись силуэты зевак — взрослых и детей. Уцелевшие счастливчики, оставшиеся без света, воды, тепла и продуктов.

Подкатил грузовичок поменьше наших, водитель откинул борт кузова, и мы принялись выгружать коробки. Боевые пайки. Пришла пора гражданским отведать ужасов войны. По крайней мере, раздавать здесь еду безопаснее, чем ехать в горящий центр города.

Когда грузовик разгрузили, инструктор махнул мне лезть в кузов.

— Зачем, господин инструктор?

Тот пожал плечами.

— Шпионы попросили рабочую силу. Считай, что ты вызвался, Уондер.

Шпионы? Военная разведка то есть? На кой черт разведке сдался необученный курсант? Грузовик дернулся и покатил прочь от Вальтера и всего третьего взвода. Меня швыряло от одного края брезента до другого, к горлу подступил комок. Это нечестно! Пусть ребята мне и не семья, но ближе у меня никого нет. А теперь вот и их отобрали.

Какое-то время я трясся в грузовике и оплакивал себя, пока не сообразил, что в кузове посветлело и меня больше не знобит. Вонь усилилась, огонь ревел громче.

Я откинул край брезента. Окутанные черными проводами выкорчеванные столбы превратили дорогу в полосу препятствий. Машины лежали опрокинутыми. Разбитые окна зияли чернотой.

Грузовик остановился, и я вновь оказался на земле. Теперь уже ближе к эпицентру взрыва.