— Ух ты!

Ну точно, слюнтяй. Любой уважающий себя солдат на его месте матюгнулся бы. Говард между тем вытягивал что-то из пепла.

— Джейсон, иди-ка сю…

Груда обломков, удерживающая один конец балки, задрожала, на Говарда посыпались камешки. Потом балка покачнулась. Я прыгнул к нему.

— Говард!

Бум.

На мгновение Говарда скрыло пылью, а когда пыль рассеялась, на его месте осталась куча обугленной древесины.

— Говард!

В ответ только треск огня.

Мне нравился Говард. Он был таким же нескладным, как Вальтер, и настолько же искренним. Я кинулся разбрасывать дерево и штукатурку, откопал ботинок, потом ногу, а потом и всего Говарда. Балка придавила ему грудь.

Я смахнул пыль с его противогаза.

— Говард?

Он открыл глаза и выдавил: «Ух ты!».

Обгоревшая балка крошилась в моих руках и не поддавалась, однако со второй попытки я все же исхитрился ее приподнять, и Говард отполз в безопасность. Я отпустил балку, и отвернулся от облачка пепла к Говарду.

Он уже стоял на ногах, рассматривая зажатый в резиновых рукавицах предмет.

— Говард, ты цел?

— И невредим. Спасибо, Джейсон, ты спас мне жизнь. И что важнее, ты спас вот это.

— Что это?

— Точно не знаю. Но оно из космоса.

Он протянул мне искореженную железку величиной с чернослив, до того горячую, что она дымилась в рукавице.

— Вот этот переливающийся синий цвет типичен для обшивки их снарядов. Легкий и прочный, как титан, но с примесью микроэлементов, практически не встречающихся в Солнечной системе.

— И что, стоило из-за него рисковать жизнью?

Я прямо видел, как он хмурится под противогазом.

— Не, такие осколки мы часто находим. — Он махнул рукой на развалины. — Знать бы, где найти что-нибудь покрупнее. Вроде уже все методы испробовали.

Мы зашагали дальше. Я показал на одну груду. Чем-то она выделялась из других.

— А что если здесь поискать?

Говард проследил за моей рукой.

— Почему здесь?

— Не знаю. Просто кажется.

Он безразлично пожал плечами, и мы начали разгребать кучу.

Парой минут позже я кое-что нащупал. Волосы у меня зашевелились.

— Говард… — Я обхватил изогнутое нечто и дернул на себя. Оно поддалось, и я зашатался, стараясь не упасть.

В руках я держал блестящий синеватый диск размером с тарелку; даже через рукавицы я чувствовал его жар. Говард подпрыгнул ко мне и моей находке, приговаривая «Ух ты! Ух ты!». Он развернул осколок. Выпуклая часть его обгорела дочерна.

— Это внешняя сторона. Видишь, обуглилась от трения о земную атмосферу.

— Что-нибудь интересное?

— Самый крупный обломок из всех, что мы находили. Обычно от снаряда почти ничего не остается. — Говард провел пальцем по краю осколка: он был изогнутый, будто кто-то откусил кусок, и серебряный. — Этот обломок — настоящее сокровище.

— Почему?

— Моя догадка — а армия только за правильные догадки меня и терпит, — что это фрагмент ракетного сопла.

— И что с того?

Говард достал карманный компьютер и что-то туда ввел: видимо, пометил, где мы нашли наше маленькое сокровище. Он жестом показал мне повернуться, раскрыл рюкзак и сунул туда фрагмент. Рюкзак заметно потяжелел. Теперь-то я понял, зачем Говарду понадобился пехотинец: пустовала должность ишака.

— Радиус этого сопла слишком мал, чтобы толкать махину размером с небоскреб. Выходит, сопло поворотное. До сих пор у нас расходились мнения, насколько точны эти снаряды. Одни считали, что снаряды баллистические: выстрелил, как пулю, и забыл. Другие доказывали, что с расстояния в триста миллионов миль в Землю так никогда не попадешь. Это сопло подтверждает, что траектория снарядов корректируется в полете.

— Дистанционным управлением?

Говард замотал головой.

— Многие наверняка так и решат. Только ни радиоастрономы, ни кто-либо еще не поймали от снарядов ни одного сигнала. А уж слушали изо всех сил.

— Тогда как?

Он застегнул рюкзак, развернул меня, и мы вновь зашагали по развалинам.

— Сам-то как думаешь?

Профессор, блин. Вопросы в аудиторию. Я начинал любить армию. Военные не спрашивают — они ясно говорят что и как. Я отодвинул назад каску и почесал голову через противогаз.

— Не знаю. Мне и с трехсот метров в мишень трудно попасть, куда уж рассуждать о трехстах миллионах миль? Наверное, есть какая-то особая система наведения. Только я бы не стал полагаться на дистанционное управление. У меня в детстве была радиоуправляемая машина, ну та, что с пультом. Так вот, всякий раз, когда сосед открывал автоматическую гаражную дверь, моя машина поворачивала влево.

Говард перешагнул через упавший фонарь.

— Мои мысли читаешь. Зачем инопланетянам рисковать и слать сигналы, которые можно заглушить?

Хорошо. Тогда как же, по его мнению, эти штуковины управлялись?

— Пилоты? — ужаснулся я.

Он кивнул.

— Камикадзе.

Меня передернуло.

— И мы ищем их останки?

— Шанс найти уцелевший труп практически нулевой. Но он мог бы подсказать нам, как переломить ход войны.

— Например, почему они настолько нас ненавидят, что пытаются уничтожить?

Говард поковырялся палкой в камнях.

— Ненавидят? Разве мы ненавидели вирус СПИДа? Просто он убивал нас и пришлось его ликвидировать. Почем знать — может, сериал «Я люблю Люси», который повторяли и повторяли в прошлом веке, плохо влияет на развитие их детей?

Следующие шесть часов я подпрыгивал всякий раз, как Говард начинал тыкать палкой в развалины, ожидая увидеть обгорелый труп инопланетянина. Больше на нас ничего не рушилось. Новых открытий мы не совершили. Но хлама насобирали столько, что можно было старенький «бьюик» собрать.

В лагерь вернулись к закату. Говард даже насвистывал под противогазом, довольный дневной поживой. Конечно, он «бьюик» на плечах не тащил.

Говард помогал мне разбирать рюкзак.

— Слушай, а почему ты решил там копать? Когда мы большой осколок нашли?

Я пожал плечами.

— Казалось подходящим.

— Очень подходящим.

Мы скинули защитные костюмы, черные от сажи. Говард застрял в штанине. Прыгая на одной ноге, он спросил: