— Ты сейчас на основной подготовке?

Я кивнул.

Он вожделенно смотрел на мой рюкзак.

— Знаешь, куда распределишься, когда закончишь?

— Если закончу. У меня как-то служба не задалась.

Когда я вернулся в третий взвод, ужин уже закончился, и горожане разобрали последние пайки.

— Чем занимался, Джейсон? — приветствовал меня Вальтер.

— Да так, ничем особенным, — безразлично ответил я. Прежде чем попрощаться, майор из генерал-адъютантской службы заставил меня подписать в трех экземплярах, что я обязуюсь никому не рассказывать о подразделении Говарда. Черт, после того, что я подмахнул, я даже не был уверен, что могу признаваться в существовании Питсбурга или себя самого.

Вальтер припас для меня паек из яичницы с ветчиной и даже бутылку «колы». У меня слюнки потекли.

Я ел, сидя на земле и опираясь спиной о колесо грузовика. Плечи болели от военных трофеев; лицо, где кожу не защищал противогаз, обгорело. Зато день с Говардом Гибблом показал мне, что человечество не сдалось. И если я вытерплю и останусь в армии, то, может быть, все вместе мы победим в этой войне.

По возвращении из Питсбурга всему батальону дали свободный день. В основном народ спал. Я же забрел в комнату отдыха и открыл для себя книги. Не электронные книги. Бумажные.

На каждую роту полагается по комнате отдыха: здесь солдаты проводят свободное время, которого в ходе основной подготовки обычно не бывает. Видимо, комнату так назвали, потому что час, проведенный здесь, равносилен хорошему воскресному отдыху.

У нас в этой конуре стояли настольный футбол с отломанными человечками, поднос со вчерашними печеньями из столовой, термос с кофе и древняя рыжая мебель, покрытая кожей животного, столь давно вымершего, что я о нем ни разу и не слыхал. Ногахайд*[2]какой-то. Честное слово — на ярлыках прочитал.

Вдоль стен расположились полки с книгами, как в библиотеках прошлого. Не то чтобы из списка самых скачиваемых книг нью-йоркской «Таймс», конечно. Тут были пожелтевшие от времени боевые уставы обо всем — от оказания первой помощи до, естественно, строевой подготовки. Интересней смотрелись «Трактат о военном искусстве» Сунь-Цзы и военные мемуары генерала Эйзенхауэра. Целые полки были посвящены походам Наполеона, Роберта Эдуарда Ли*[3]и Александра Македонского, а также хранили сложенные цветные карты размером с широкий экран, которые можно было трогать.

Бумажные книги — не то что электронные. Их возраст чувствуешь пальцами, вдыхаешь с воздухом.

Некоторые книги сами прожили интересную жизнь. На развороте одной было написано: «Дананг, Вьетнам, 2 мая 1966 года. Везунчику, которому не придется больше учиться как воевать». Другая подписана «На память о капитане А.Р. Джонсе, убитом в бою 9 июля 1944 года, Нормандия, Франция». О семье капитана ничего не говорилось. Вполне возможно, он был, как и я, сиротой. Но книга верно хранила память о его подразделении. Первая пехотная дивизия.

Я жадно глотал книги, полка за полкой, и едва успел в казарму к отбою. Потом долго убеждал себя, что интерес мой вызван лишь интеллектуальным голодом солдатской жизни. Иначе получалось бы, что судья Марч и Орд каким-то образом предвидели, что я и армия созданы друг для друга — идея слишком непостижимая, чтоб принимать ее серьезно. Я прихватил с собой Бентоновскую «Историю китайско-индийского конфликта: боевые действия зимы 2022 года» и прочел ее, пока тер унитазы свободной рукой.

С тех пор по ночам я пробирался читать в комнату отдыха. А дни мы проводили в лесах, изучая тактику мелких подразделений.

Кстати, мне эта тактика понравилась. Сам по себе, солдат с винтовкой — обычный серийный убийца на свободе. Но дайте ему одиннадцать хорошо вооруженных и обученных товарищей, поставьте грамотного командира, и их боевая мощь многократно преумножится. Они и задачу выполнят, и домой вернутся живыми.

Инструктора бросались фразами типа «сегодня вы познакомитесь с тактическими характеристиками группового оружия, используемого пехотным взводом». Иными словами, что хорошего в пулемете и зачем аж двум солдатам таскать его за собой.

Наши занятия состояли из полевых маневров и знакомства со специальным оружием. Стрелять из сорокапятифунтового пулемета M-60 модели 2017 года было интереснее, чем носить его на горбу. (Хуже приходилось только заряжающему: боеприпасы весили даже больше, чем сам пулемет). Все занятия пулемет таскал я. К призывам разделить со мной это счастье товарищи оставались глухими. Вот вам и солдатская солидарность. Пришлось стиснуть зубы и привыкать.

Через пару недель Вальтер прошептал мне за обедом:

— Я слышал, как один из ребят говорил, что ты ничего.

Мы сидели на голой земле, прислонившись к деревьям, среди мертвой, высохшей листвы, в вечных сумерках, которыми Пенсильванию — да и всю Землю — окутывала атмосферная пыль. По календарю стояло лето, а по погоде — сухая зима. Я скучал по зеленым листьям.

Я выдавил в рот коричневую массу из алюминиевого тюбика и проглотил. На смену боевым пайкам пришли менее старые ГУБы — «готовые к употреблению блюда». Три слова, и каждое из них — ложь.

— Я и так знаю, что я ничего.

— Да, но я в первый раз слышу, чтобы кто-то другой о тебе так говорил. По-моему, это хороший признак.

По-моему, тоже. Только хороший то был признак или плохой, а мир рушился на глазах.

Акции на биржах обвалились, а вместе с ними сгорели вложения пенсионеров, вроде моих приемных родителей, Райанов. Армия из последних сил добирала добровольцев: не могли же все вокруг копать ямы и тут же их закапывать.

Впрочем, несмотря на наше нытье, надо признать, что армия неплохо нас кормила, а враг оставлял человечеству все меньше и меньше голодных ртов. Однако даже в городах, которых миновала участь Питсбурга, гражданским выдавали еду по карточкам, цены в магазинах достигали заоблачных высот, а фруктами и кофе торговали лишь на черном рынке.

Похоже, нас натаскивали в пулеметном деле, чтобы подавлять голодные бунты. M-60 модели 2017 года был древностью времен Вьетнамской войны, слегка доведенной до ума после Афганского конфликта, но его огневой мощи вполне достаточно, чтобы превратить голодную толпу в кучу трупов. Нажать на спусковой крючок — для этого большого ума не надо.

Тем временем наш курс завершался через пару недель. Каждому выдали по кипе открыток с эмблемой пехотных войск — приглашения на выпускную церемонию для родных и близких (с кормежкой в столовой сразу после церемонии). Не знаю — может, планировали раздать всем по баночке ветчины с лимской фасолью. После того как каждая мамаша переберется на руках по горизонтальной лестнице.