Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Учёные мужи слагали стихи о чудесной красоте мира, придавая каждой строчке особый, таинственный смысл. И нередко в парке проводились своего рода состязания. Мастера собирались в уединённом месте и упражнялись в искусстве «трёх совершенств». Один делал рисунок, другой сочинял к нему стихи, третий каллиграфически выписывал иероглифы.
Но не только ученые и поэты проводили здесь своё время. Приходили и самые обыкновенные жители столицы, чтобы предаться размышлениям, восстановить душевное равновесие или просто полюбоваться совершенством природы.
Ланьэр летела как на крыльях по дорожкам парка, причудливо извивающимся меж небольших рощ и зарослей бамбука, и вскоре оказалась у заветной беседки.
Лю Чанг ждал её, держа в руках цветущую ветку сливы и скрученный в трубочку лист бумаги. Ланьэр замедлила шаг и, ступая уже совсем тихо, вошла в беседку. Юноша поднялся ей навстречу и, подойдя совсем близко, ощутил дивный цветочный аромат. От юной красавицы просто веяло весной. Вся она словно светились изнутри, глаза мерцали загадочно, как звезды, а лёгкий румянец придавал её удивительному лицу сходство с нежнейшими лепестками орхидеи.
— Не хочешь ли ты прогуляться по парку? — спросил он.
Ланьэр кивнула и, выйдя из беседки, они направились к пруду. У самого водоёма, обрамлённого клумбами весенних цветов, девушка спросила:
— Ты написал стихи о сливе?
Юноша молча протянул ей лист, скрученный в трубочку.
— Давай присядем, — предложила Ланьэр.
Они опустились на красивую резную скамейку, и девушка развернула бумагу. Автор смущенно потупил взор, пальцы его нервно вертели цветущую ветку сливы. Ланьэр читала про себя:
Белоснежная зимняя слива
Здесь повсюду в садах расцвела.
И как сон, неземное виденье,
В сад прекрасная фея вошла
В своём ярком весеннем наряде,
Шелестя расписною парчой,
Лёгкой поступью нежно ступая,
По траве, опьянённой весной.
Своей бархатной нежною ручкой
Сорвала она ветку в саду.
И как будто заплакав от боли,
Слива вздрогнула, чуя беду.
Всколыхнулись цветочные тени,
Осыпая к ногам белизну.
Белый цвет, словно искорки снега,
Закружился в весеннем саду.[5]
Ланьэр свернула листок со стихами и посмотрела на юношу. Тот робко взглянул в её глаза и вдруг увидел в них слёзы.
— Почему ты плачешь?
— Эта ветка сливы для тебя… как живая… Зачем я сорвала её? — прошептала девушка.
Лю Чанг улыбнулся и нежно погладил её по руке.
— У тебя доброе и чуткое сердце. Ты… — он немного замялся, — ты прекрасна в своём великодушии.
Теперь Ланьэр смутилась, но не стала отворачиваться. Преодолев робость, прямо спросила:
— Можно я оставлю эти стихи себе?
— Конечно, — ответил он. — Если б не ты, вряд ли я смог бы их написать.
— А скажи, — спросила девушка, — ты много знаешь стихов?
— Много, — кивнул он.
— Почитай мне, пожалуйста, — попросила она. — Ну, например, твоего самого любимого поэта.
— Хорошо, — согласился он охотно. — Ты слышала о Цао Чжи, жившем много-много веков назад?
— Расскажи мне о нём, — уклончиво ответила Ланьэр.
И юноша начал рассказывать.
Цао Чжи родился в сто девяносто втором году и был четвёртым сыном полководца Цао Цао. Времена тогда были суровые. Некогда могущественная Ханьская империя, просуществовавшая больше четырёхсот лет, постепенно разваливалась под напором крестьянских восстаний. Самое крупное из них — восстание «жёлтых повязок» — по существу, решило судьбу империи. Наступил момент, когда уже ничто не могло спасти её. Она развалилась, а на руинах образовались три независимых царства: царство Вэй во главе с Цао Цао, царство Шу и царство У. Как это обычно бывает, все три государства постоянно воевали друг с другом, и поэт Цао Чжи, сын теперь уже царя Цао Цао был свидетелем этих войн.
Цао Чжи увлекался поэзией с детства. В десять лет он знал уже великое множество стихов и начал писать сам. Отец очень гордился своим сыном и даже хотел передать ему трон, но неожиданно умер и власть получил Цао Пи.
Старший брат ненавидел младшего, и не только за то, что отец хотел оставить тому престол, но и просто из зависти к его поэтическому таланту. Ненависть была столь велика, что распространилась и на друзей поэта. Цао Пи казнил их всех, впрочем, самого Цао Чжи не посмел, а надумал отправить в далёкую ссылку. Но перед этим император в присутствии всех придворных решил испытать талант поэта, тайно надеясь, что брат не сможет выполнить заданные условия. Он велел ему пройти семь шагов и за это время сложить стихи. Ослушание грозило страшной карой. Но Цао Чжи выполнил приказ и сложил свои знаменитые «Стихи за семь шагов».
Однако ссылка оказалась для поэта не лучше, чем смертная казнь. Согласно императорскому указу Цао Чжи не полагалось подолгу находиться ни в одной из провинций, он должен был всё время скитаться, совершая многотрудные переходы.
И всё же трудности не сломили Цао Чжи. В своих скитаниях он много думал о будущем Китая, мечтал об объединении, писал письма брату, а после его смерти — следующему императору, просил, чтобы его приняли в столице и выслушали. Но письма оставалось без ответа.
— Цао Чжи умер в сорок лет, — завершил свой рассказ Лю Чанг, — так и не встретившись с императором. Неудивительно, что почти все его стихи пронизаны грустью, тоской, печалью одиночества. Перед самой смертью он написал прекрасные стихи о бессмертии. Хочешь, я прочту их?
— Хочу, — ответила Ланьэр.
— Открылись мне
Небесные врата,
Из перьев птиц
Я надеваю платье;
Взнуздав дракона,
Мчусь я неспроста
Туда, где ждут меня
Мои собратья.
Я линчжи[6]рву
В восточной стороне,
В краю бессмертных,
У границ Пэнлая[7];
Ты снадобье прими,
Сказали мне,
И будешь вечно жить,
Не умирая.[8]