— Вижу.

Старик палец крючком изогнул.

— Сгинается?

— Ну, сгинается.

— Значит, я и стрелять могу.

— Верно, — сказал Мальчик-с-пальчик. — Ну, а старуха?

— А я всем вам кашу варить буду.

— И то дело! — сказал Мальчик-с-пальчик. — Ждите меня.

И исчез.

Вышел Мальчик-с-пальчик к дороге, у обочины затаился, прислушался. Вдруг слышит: копыта стучат, ноздри фырчат, колеса грохочут.

«Обоз идет»!

Только подъехали, а Мальчик-с-пальчик застонал: «Ох! ох!» Они и остановились. Кругом пошарили — ничего нет.

— Доннер веттэр! — сказал фашист. — Наверное, почудилось, темнота ведь!

И поехали дальше.

А Мальчик-с-пальчик уж в воз забрался, меж ящиков спрятался.

Вот он выждал время, как с горы ехать, да ка-ак свистнет!

— Майн гот! — сказал фашист. — Никак большевики гонятся?

А другой бормочет:

— Д-д-д-д-авай, п-п-погоняй! — и у самого зуб на зуб не попадает.

Мальчик-с-пальчик пальцы в рот заложил, свистнул.

— Уищ-щ-щ!

Испугались кони, понесли с горы вниз по колдобинам, по выбоинам. Ящики с возов по сторонам летят, грохочут.

— Хальт! Хальт! — кричит офицер.

— Караул! Спасайтесь! — вопят солдаты.

И ну с возов да в кусты. А Мальчик-с-пальчик знай свищет, к офицеру подобрался, как ему в ухо дунул, тот аж под самое колесо…

А Мальчику-с-пальчику это и нужно. Он тогда по-русски коням сказал:

— Тпру! — и тут же их родным словом благословил.

Они и стали.

Мальчик-с-пальчик одну подводу к другой привязал, сам на переднюю сел, коня заворотил и ну погонять. Ночь не кончилась — к своим прискакал:

— Это нам Гитлер прислал!

И смеется.

— Ну теперь дело иное! — сказали колхозники. — Теперь мы к немцам в гости пойдем: долг платежом красен. Пойдем так целовать, миловать, обнимать, что они все околеют, окаянные! Из нашей земли начисто выведем, всех до единого!..

Тронулись в путь — батюшки мои! — полк не полк, а целый отряд. Идут, винтовки на плечах несут, у пояса гранаты…

Лучше не попадайтесь, немцы, партизанам!

Шли, шли… Вдруг, смотрят, город стоит. Посреди города площадь, а на ней немцев видимо-невидимо, и все галдят, хайль кричат, распоряжаются, ворованное белье в стирку отдают…

А кругом пленные жители плачут, убиваются, связанные по рукам и ногам — томятся, казни ждут. Казни ждут, а немцам в рыла плюют, не сдаются, не кланяются.

Закипела кровь у партизан.

— Вот мы фашистам сейчас покажем кузькину мать! Умрем, а повеселимся.

А Мальчик-с-пальчик их остановил.

— Умереть не мудрено, а вот победить мудренее. Они друг дружку не считают, не жалеют, а у нас каждый человек — человек. Их вон сколько, а нас — все мы и только.

— Что ж делать? — говорят партизаны. — Неужто уходить?

А Мальчик-с-пальчик уж отвечает:

— И уйти не страшно, коли знаешь, что назад вернешься. Только сейчас уходить не след. Вы вот, послушайте: кругом города залягте и ждите. А я туда пойду, когда все готово будет, знак подам. Вы и придете.

Сказал и ушел.

Пробрался Мальчик-с-пальчик в город. В конюшню фашистскую залез. Жеребца самого что ни на есть приметного, белого, выбрал, за ухом у него в гриве спрятался и стал ждать.

Вот вошел конюх в конюшню, а Мальчик-с-пальчик спокойно вслух и скажи:

— Долой Гитлера!

Испугался конюх, задрожал, на белого жеребца уставился.

А Мальчик-с-пальчик опять свое:

— Долой Гитлера!

А остальные кони овес жрут, и так это тихонько ржут:

— И-го-го-го! (мол, правильно!)

Стоит конюх ни жив, ни мертв.

— Мало того, что белый жеребец против фюрера восстает, так и остальные кони с ним заодно!

А Мальчик-с-пальчик в это время так гаркнул, что сам белый жеребец встрепенулся и копытом стукнул.

— Майн гот! — вскричал конюх. — Бунт!

Побежал конюх к обер-лейтенанту. Обер-лейтенант к полковнику, полковник к генералу, генерал к наместнику.

— Так и так, ваше высокопревосходительство. Белый жеребец остальных коней против фюрера подбивает, кощунственные слова вслух произносит. Да мало того, еще ржет и копытом стучит.

— Хальт! — кричит наместник. — Замольчать!

Бросились они все на конюшню. Двери распахнули, ворвались, а белый жеребец на них глянул, удилами хрустнул и сказал:

— Долой Гитлера! — и, помолчав, добавил — У-у! Фашистская сволочь!

Тут все и оцепенели: Мальчика-с-пальчика-то не видят, а жеребец на них злым глазом косит.

Первым в себя наместник пришел. Подскочил, руками замахал, завизжал:

— Арестовать! Расстрелять! Четвертовать! Сжечь! Повесить! О-о!..

И упал, обессилев, адъютантам на руки.

А белый жеребец повернулся