– Фотомоделью.

– Ты – фотомоделью?

Девушка кивнула.

– Интересно… В мое время таких профессий не было, – комбат взглянул на часы. – Знаешь, Лиля, передай своим ребятам, что я никуда не буду писать – никаких заявлений. Объясни им, чтобы они запомнили на всю жизнь: старшим всегда надо уступать дорогу, всегда надо снимать шапку, когда входишь в дом, и всегда надо говорить спасибо, когда тебе сделали что-то хорошее.

– Спасибо, – пробормотала Лиля, явно смущаясь. Ее щеки тут же порозовели, а глаза вновь заблестели. Девушка была готова расплакаться.

– Ладно, тебе, успокойся. У меня еще есть дела.

Пойдем.

– Давайте я помою посуду?

– Да ты что! Думаешь, Борис Рублев не может сам помыть посуду?

– Нет, я просто хотела вам помочь.

– Не надо.

Лиля посмотрела на умывальник, полный грязных тарелок, и комбат почувствовал смущение, почувствовал, что и он краснеет.

– Черт побери, – пробормотал Борис Рублев, – действительно, девушка права. Надо убрать, надо вымыть квартиру. А то я уже совсем дошел, наверное, недели две не убирал.

Они вышли на площадку. Лилия вновь принялась благодарить Рублева.

А он махнул рукой:

– Да хватит тебе! Иди лучше учи уроки, а то не станешь ты никакой фотомоделью и придется идти работать водителем троллейбуса или трамвая.

Лиля рассмеялась. Ее смех был веселым и добродушным, как и улыбка.

– Да-да, я пойду. Извините, – и Рублев услышал, как девушка быстро побежала по ступенькам.

«Хорошая, в принципе, девчонка, только водится со всякими шалопаями. Хотя, может быть, я просто чего-то в этой новой жизни не понимаю или, как говорит молодежь, не „догоняю“?»

Комбат вышел на улицу, вдохнул непривычно холодный влажный воздух.

«Теперь куда?» – задал он себе вопрос и, увидев на стоянке несколько такси, заспешил к ним.

– Доброе утро, – открывая дверь, пробурчал Борис Рублев, усаживаясь на переднее сиденье.

– Какое, на хрен, доброе! – пожилой таксист посмотрел на забрызганное дождем стекло.

– Да, не очень доброе, – согласился Рублев, – но от моих слов оно хуже не стало.

– Куда поедем, командир?

– Поедем вначале на Малую Грузинскую.

– Это не близкий путь.

– Да, не близкий.

– Значит, и дорогой.

– Не бойся, я не скажу потом, как приедем, что забыл деньги дома.

Мотор взревел, и машина понеслась, разбрызгивая лужи и изредка сигналя. Комбат откинулся на спинку сиденья, вытянул вперед руки и посмотрел на ссадины на своих суставах.

Тут же смутился, сунул руки в карман, нащупал пачку сигарет и две зажигалки, одна из которых уже не работала. В пачке осталась одна сигарета.

«Странно, – подумал комбат, – и вчера вечером, когда я выходил из такси, у меня оставалась одна сигарета – вот она. А я продолжал курить ночью, курил утром, откуда же взялись для этого сигареты?»

И только сейчас до него дошло, что у него дома, на кухне, лежала пачка, в которой лежало несколько сигарет. Комбат улыбнулся.

– Что, настроение хорошее? – наконец-то чуть дружелюбнее, чем раньше, осведомился у своего пассажира водитель.

– Да ничего, вроде бы, распогодилось, – признался Борис Рублев.

– Я вот и смотрю на вас, сидите, улыбаетесь.

Наверное, в гости едете?

– А как вы догадались?

– Не знаю, – пожал плечами пожилой таксист, – лицо у вас хорошее.

– Хорошее? – словно бы не поверив услышанному, спросил комбат.

– Когда человек улыбается, у него всегда выражение лица лучше, чем на самом деле.

– Это точно, – сказал Рублев. – А вы на Кутузовском сегодня не были?

– Был, видел, – сразу же поняв, о чем хочет спросить пассажир, сказал таксист. – Да, взорвали, такую тачку испортили… Такой «мерседес»!

– Все погибли?

– Вот этого я не знаю.

– А передали, что погибли все.

Водитель повернул ручку настройки, и в салоне раздался треск, разложенный пополам двумя колонками, стоящими сзади. Водитель поймал радио-роке, и в салоне зазвучала музыка.

А возле Белорусского вокзала машина такси свернула и водитель, даже не поворачивая головы, торопливо поинтересовался:

– Куда на Малую Грузинскую?

– Поезжай вперед, я скажу, где остановиться.

– Как прикажете, – водитель прибавил газа, обогнал серый «вольво», затем два «форда».

А Борис Рублев постучал по панели;

– Кажется, где-то здесь.

– Давно не были? Адрес забыли?

– Никогда не был, но теперь точно вспомнил.

О том, что произошло на трассе Санкт-Петербург – Москва ранним утром, в Москве знали уже в два часа дня. Пономарь был вне себя, он орал на своих людей, пытаясь сорвать злость.

Но больше всего проклинал своих питерских друзей.

– Козлы вонючие! Ублюдки! Как же они так? Это же надо, поехали по дороге! Наверняка, стукач у них работает. Откуда же тогда менты поганые могли узнать, что деньги едут из Питера? А может, это они сами подстроили? Хотя нет, этого быть не могло, ведь во время захвата погибли люди Червонца. Гады, мерзавцы, козлы! – хрипел Пономарь.

На этот раз он был неистов. Всякая рассудительность покинула этого страшного бандита, отъявленного головореза, трижды сидевшего за колючей проволокой.

– Телефон! Дайте мне телефон! – кричал Пономарь на одного из своих людей.

Тот услужливо подал трубку, и Пономарь, даже не открывая свою записную книжку, связался с Питером. На другом конце провода трубку подняли сразу.

– Это кто там меня слушает? – закричал Пономарь грозно и зло.

– …

– Ах, не знаешь где он? Быстро найди!

– …

– Кто говорит? Да тебе знать не положено, кто говорит. Найди Червонца, быстро! Хоть из-под земли достань, а то яйца оторву, ублюдок долбаный!

Ровно через две минуты трубку взял Червонец.

– Ах, это ты, Пономарь? Ну, привет, Константин Петрович.

– Да пошел ты!.. – рявкнул в трубку разгневанный Пономарь.

– Ты чего свирепеешь? Чего орешь? – спокойно и хладнокровно спросил Червонец, но его губы предательски дрогнули. По голосу своего дружка, московского главаря, он понял, что произошло нечто непредвиденное и не вписывающееся ни в какие рамки.