— И сколько вы за него хотите? — поинтересовалась я.

Что ж, каждый зарабатывает, как умеет. Ничего особенного или зазорного в этом нет.

— Деньги мне не нужны, — покачала головой баба Зина. — Они мне уже ни к чему. Но я готова отдать тебе этот состав в обмен на обещание.

— Обещание? — переспросила я. — На какое же?

Старушка грустно улыбнулась.

— Я скоро умру, Мила. Совсем скоро. И очень беспокоюсь о том, что станется после моей кончины с Гансом. Птичник-то соседи разберут, да и с домом что-нибудь придумают, а вот он останется круглым сиротой. Ты — девочка хорошая и наверняка сумеешь найти с моим вороном общий язык. Позаботься о нем, пожалуйста. Поверь, много хлопот Ганс тебе не доставит — пищу добывает себе сам, клетка или вольер ему не нужны. А вот без общения он скоро зачахнет и пропадет.

— Зинаида Семеновна, — удивилась я, — почему вы решили, что скоро умрете? Плохо себя чувствуете? Так мы с бабушкой вам поможем. Я, правда, в лекарском деле новичок, однако, как выяснилось, кое-что все-таки умею.

Она покачала головой.

— Болячек у меня хватает, но лечить их нет никакого смысла. Просто подходит мое время, Мила. И с этим ничего не поделаешь, — она усмехнулась. — Твои бабушка и отец однажды здорово это время продлили. Я ведь должна была умереть еще тридцать лет назад, а Лекарцевы меня буквально с того света вытащили — организм здорово отмыли, целое ведро гнили из него выкачали. Эх… Жаль, что они умеют чистить только тело.

Несколько секунд мы молчали.

— Страшно мне умирать, Мила, ох как страшно, — тихо сказала баба Зина. — ТАМ с меня за каждый проступок спросят, а их за все эти годы накопилось столько — аж оторопь берет. Когда же я думаю о том, что из-за меня еще и птица страдать будет, совсем худо становится. Пожалей моего Ганса, девочка. Тогда уж мне уходить будет легче.

Вот что тут можно ответить?

— Я его не брошу, — пообещала ей. — Если действительно случится беда, позабочусь о вашем вороне.

— Спасибо, — Семеновна кивнула и протянула мне флакон. — Порошок этот бабушке отдай. Скажи, чтобы на закате им весь дом по периметру посыпала. Средство это сильное, поэтому пусть кидает понемногу — по щепотке на каждые три метра. Поняла?

— Да.

— И еще, Мила. Когда я отходить буду, не вздумай в избу мою приходить. И на похороны не иди. Ты сейчас, как котенок, — ни магичить, ни защищаться толком не умеешь. Мало ли что может случиться? Моя скверна должна уйти в землю вместе со мной.

…Из дома волховской ведьмы я выходила, снова чувствуя некоторое душевное смятение. Господи, когда же кончится этот долгий невероятный день?!

— Я уже хотела идти за тобой, — сказала мне Марина, когда я закрыла за собой калитку. — Что вы так долго делали?

— Ничего, — ответила ей. — Совсем ничего.

* * *

Они приехали рано утром. Постучали в дверь как раз в тот момент, когда соседский петух возвестил Волховское о том, что солнце уже показалось из-за горизонта.

Открывать мы с бабушкой пошли вместе. Она к этому моменту встала и собралась готовить завтрак, а я только-только выбралась из постели.

На самом деле, то, что сон покинул меня вместе с первыми петухами, в очередной раз здорово порадовало. Вчера мы с бабулей снова засиделись допоздна. Сначала до самой темноты посыпали отмостку дома бурой пылью, которую мне вручила Зинаида Семеновна, потом долго пили чай и разговаривали.

— Так значит баба Зина серьезно заболела, и вы с папой ее вылечили?

— Да, — кивнула Лекарцева-старшая.

— И что же это оказался за недуг?

— Рак прямой кишки. У Семеновны с пищеварением всегда были проблемы, поэтому, когда появились симптомы, она на них и внимания-то особого не обратила. А зря. Рак — гадость хитрая, маскируется под другие болезни, а себя раскрывает только тогда, когда без оперативного вмешательства уже не обойтись. Вот Зина его и запустила. Спасибо, Саша увидел, что у нее опухоль растет, до того, как эта дрянь метастазы пустила, — бабуля вздохнула. — Долго мы ее чистили, в три приема.

— Так ты можешь вылечить рак? — восхитилась я.

— Могу, — снова кивнула она. — Если, конечно, он находится не в последней стадии — в этом случае нужно больные ткани здоровыми заменять, а я этого не умею.

Я вздохнула.

— Баба Зина сказала, что скоро умрет.

— Глупости, — отмахнулась бабуля. — Я ее сегодня видела и не заметила ничего подозрительного. Она еще лет десять проживет, а то и больше. Разве что руки на себя наложит. Но это вряд ли, с психическим здоровьем у нее тоже все нормально.

…Когда раздался тихий нерешительный стук, моя Валентина Петровна тут же оставила все дела и почти бегом бросилась ко входной двери.

— Ты кого-то ждешь? — удивилась я, двинувшись за ней.

— Такие гости всегда появляются внезапно, — ответила бабушка. — И впускать их нужно незамедлительно.

Люди, которые обнаружились на пороге, лично мне были совершенно не знакомы — невысокая полная женщина с усталым затравленным взглядом, крепкий лысоватый мужчина и худенький мальчик лет восьми, которого этот самый мужчина держал на руках. Впрочем, с первого взгляда стало понятно, что эти трое — семья.

Бабуле данное семейство также известно не было, потому как при виде визитеров она вежливо улыбнулась и сказала:

— Здравствуйте. Чем мы можем вам помочь?

— Доброе утро, — с виноватой улыбкой ответила ей женщина. — Ради Бога, простите что так рано подняли вас с кровати. Нам нужна помощь, очень-очень нужна.

Судя по всему, эти люди приехали издалека. В пути им явно пришлось провести ночь, потому как выглядели они уставшими и какими-то затравленными. Впрочем, ребенок, в отличие от своих родителей, был сравнительно бодр и с живым любопытством осматривался по сторонам.

— Что ж, входите.

Бабушка провела их в зал. Там мужчина осторожно усадил сына на диван, сел рядом с ним. Я было хотела уйти в кухню и заняться-таки приготовлением завтрака, но бабуля остановила меня жестом руки, кивнула на одно из соседних кресел.

— Рассказывайте, что у вас за беда, — потребовала она, после того, как все гости удобно устроились на диване.

— Ребенок у нас болеет, — сказала женщина. — Два года назад он очень неудачно сломал ногу, врачи ее тогда по кусочкам собирали. Пришлось сделать несколько операций, потом был курс реабилитации. Сейчас вроде все хорошо — кость срослась, можно ходить и даже бегать. А Павлик не может. Когда на ноги встает, кричит от боли и падает. Даже на костылях держаться не способен. Доктора говорят — боли у него психосоматические, на самом деле не должно там ничего болеть. Так это или нет, а ребенок наш теперь неходячий. Что мы только не делали! По больницам ездили, с психологами общались, а все без толку, — в ее глазах появилась мольба. — Пожалуйста, помогите! Нам сказали, вы любой недуг сумеете прогнать. Мы денег не пожалеем, сколько угодно заплатим, только бы Павлик снова стал здоровым.