и 7 рассматриваются соответствующие возрасту занятия для людей старшего поколения с упором на популярную среди пожилых игру, известную как гейтбол. Я изучаю, как при помощи гейтбола люди пытаются контролировать или предотвратить наступление состояния «бокэ». Я предполагаю, что признаки старения, с которыми люди борются при переходе от среднего к раннему старческому возрасту, становятся инструментами действия при переходе от раннего старческого возраста к более позднему, когда люди пытаются предотвратить состояние «бокэ». Такие соответствующие возрасту групповые занятия, как гейтбол, часто ассоциируются с негативными стереотипами старости. Но эти же занятия становятся основными инструментами для отсрочки или предотвращения состояния «бокэ», поскольку они укрепляют социальные взаимодействия, улучшают физическую координацию и поддерживают стратегическое мышление.

В главе 8 поведение, описанное в главах 6 и 7, увязывается с обстановкой в рамках институционализированной системы под названием «Центр непрерывного образования», которая призвана обеспечить людям поддержание социального и символического капитала и воплощение нормативных ценностей японской культуры. В какой-то степени эту институционализированную структуру можно проанализировать с точки зрения представлений Фуко о теле как овеществленном в поле политических взаимодействий или властных отношений объекте, которые налагают на тело определенные нормы. Но та же институционализированная структура также формирует коллективное осуществление власти, посредством которого селяне охотно участвуют в публичных, политизированных дискуссиях о здоровом теле пожилого человека, поскольку они пытаются сохранить социальный капитал, приобретенный в течение жизни, и продолжают функционировать в обществе как жизнеспособные социальные субъекты.

Наконец, в главе 9 представлены некоторые заключительные наблюдения о месте настоящего исследования в посвященной старению в Японии этнографической литературе и его теоретическом значении для изучения дряхлости как культурного конструкта, имеющего символическое значение, а не просто болезни. Я утверждаю, что исследование дополняет недавнюю работу о старении и пожилых людях в специальных учреждениях Японии и показывает, что и в таких учреждениях, и в условиях, где сложились устойчивые матрицы социального взаимодействия, пожилые люди испытывают отчуждение и социальную дистан-цированность. Основное отличие заключается в том, что за пределами упомянутых учреждений они испытывают отчуждение не в кругу сверстников, с которыми имеют крепкие социальные связи, а находясь среди членов более молодых возрастных групп, от которых пожилые люди в значительной степени изолированы. Точно так же, как не существует единого контекста, характеризующего Японию, не существует и единого контекста, характеризующего опыт старения в японском обществе. Иллюстрируя жизнь пожилых людей в сельской местности, эта книга дополняет такие важные этнографические исследования, как работа Киноситы и Кифер в сообществе пенсионеров или работа Хасимото в городских условиях.

Я утверждаю, что культурный конструкт «бокэ» функционирует как средство, с помощью которого люди могут задействовать знакомые культурные темы с акцентом на деятельность и самосовершенствование как на основные факторы, которые определяют человека. Являясь символом упадка в старости, концепция «бокэ» выступает в качестве посредника между культурными нормами, которые подчеркивают усилия, действия и вклад в социальную общность как главные признаки, определяющие хорошего человека, и чувством смирения с возможностью того, что упадок и приближение к забвению в дряхлости могут сделать невозможным использование этих ценностей.

С более общей, теоретической точки зрения я предполагаю, что эта книга может быть полезна для изучения старения, поскольку она указывает на существование значительных различий в том, как отражаются дряхлость и деменция в культуре. Существующую в Северной Америке тенденцию отнесения процессов старения и умирания к проблемам, требующим медицинского вмешательства, не следует воспринимать как универсальное выражение человеческого опыта. Люди в других культурах не рассматривают дряхлость так, как ее понимают в Северной Америке, и при этом они не обязательно помещают ее в контекст требующего медицинского вмешательства или вызванного болезнью состояния.

Часть I

О старом и новом

Глава 2

«Инака»

Дорога в Канегасаки

Чуть менее чем в трех часах езды на скоростном поезде к северу от Токио находятся два небольших по японским меркам города Эсаси и Мидзусава с населением около 35 000 и 60 000 человек соответственно. Расположенная между центрами двух городов станция Мидзусава-Эсаси, на которую прибывают сверхскоростные поезда, кажется далекой от суеты Токио. С трех сторон она окружена рисовыми полями, с четвертой же располагается горный хребет, отделяющий внутреннюю часть страны от прибрежной префектуры Иватэ. На станции есть небольшой музей ремесел, в котором представлена местная мебель и, прежде всего, образцы чугунной посуды, которой Мидзусава славится во всем регионе. Прямо перед станцией установлен образец местного ремесленного искусства — огромный чугунный чайник, более 6 футов (1,8 м) в высоту. Рядом — небольшой магазин, в котором продаются отлитые из чугуна сувениры: чайники, пресс-папье и колокольчики. Летом на местном железнодорожном вокзале в центре Мидзусавы без конца звенят под дуновением легкого ветерка с платформы сотни таких колокольчиков.

Примерно в пятнадцати минутах езды на такси к северу находится гораздо меньший город, расположенный на пересечении рек Исава и Китаками и известный под названием Канегасаки (рис. 2.1 и 2.2). Коренные жители, которые когда-то населяли Канегасаки, назывались Эдзо. Эти люди были вытеснены приходом с юга народа Ямато (около 1700 года до настоящего времени).

Рис. 2.1. Расположение Канегасаки в Японии и префектуре Иватэ

Название города прослеживается до 1051 года и связано с замком, стоявшим в том месте, где когда-то плотина отводила поток воды из реки Китаками для прохождения и швартовки судов. Ранняя история замка и плотины неясна, но примерно на рубеже XIV века по завершении периода гражданских беспорядков в этом районе уезд Исава, в котором расположен Канегасаки, стал частью расположенной в Сендае территории рода Датэ [Brown 1979: 82–83]. В 1644 году вассалы рода Датэ во главе с семьей Омати переселились в Канегасаки и заняли замок, а вокруг него построили общину самураев. На границе между территорией Датэ и территорией Нанбу на севере они установили ворота и контролировали торговые пути, которые шли по реке.

Рис. 2.2. Уезд Исава в префектуре Иватэ с изображением мест, связанных с Канегасаки и Мидзусавой

Семья Омати занимала замок в течение девяти поколений до Реставрации Мэйдзи (1868 год), вскоре после которой он был разрушен. В 1889 году бывшие деревни Нисинэ и Микадзири объединились в деревню Канегасаки, которая в 1925 году получила статус города. Двадцать девять лет спустя, через год после принятия Национального закона 1953 года о содействии объединению городских поселений, район Рокухара на севере отделился от города Китаками и был включен в состав Канегасаки. Наконец, в 1955 году частью города стала