– Советую вам думать о том, что вы говорите, – добавила она.

– Вы даже не представляете, насколько я напрягаю свои мозги, пытаясь с вами объясниться. Не забывайте, что мой родной язык – гавайский. Так что я и так прилагаю неимоверные усилия, подбирая слова.

– Разве существует особый гавайский язык? Вы ведь прекрасно говорите по-английски. Акцент почти незаметен.

– Спасибо, конечно, за похвалу моих лингвистических способностей, но коренные жители Гавайских островов предпочитают официальному английскому свой родной язык, он относится к группе полинезийских. Не волнуйтесь, пара недель – и вы сами заговорите на местном наречии.

– Сильно в этом сомневаюсь, – заметила Джулия. – Языки всегда давались мне с огромным трудом. К тому же я не намерена задерживаться здесь надолго.

– Гавайский алфавит состоит всего из двенадцати букв. Читается так же, как пишется. Гораздо проще, чем в английском, где куча правил и исключений их подтверждающих.

На протяжении этой небольшой лекции Родриго продолжал поглаживать Джулию, которая, к своему стыду и ужасу, не испытывала неприязни или укоров совести. Скорее наоборот, ей даже нравилось незнакомое будоражащее ощущение.

Наконец она собрала остатки мужества и резко отдернула руку, но тут же потеряла равновесие и чуть не упала. Родриго ловко подхватил ее за талию.

– Вы бы, конечно, предпочли упасть, но мне не хочется объяснять Монике, почему я привез ее подружку всю в синяках, – с усмешкой произнес Родриго.

– Моника, наверное, уже заждалась нас, – сказала Джулия, как будто ничего не произошло.

Лучшая тактика – сохранять нейтралитет, решила она. Буду делать вид, что ничего не вижу и не слышу. Если Моника начнет ревновать, скажу, что все это – ее глупые домыслы.

Джулия удобно устроилась на заднем сиденье и обратилась к стоявшему на прежнем месте Родриго:

– Почему мы не едем?

Родриго широко улыбнулся.

– Вы даже красивее, чем на фотографии, – заметил он, оглядывая ее с ног до головы.

– Вы тоже, – ответила Джулия и тут же виновато добавила: – Вернее я представляла вас несколько иначе.

– Но Моника ведь описывала вам своего мужа? – спросил Родриго.

– Моника, знаете ли, всегда все приукрашивает. К тому же ее патологическая ревность, представьте себе, не позволила прислать вашу фотографию.

Родриго снова улыбнулся.

– Ну что ж, пора отправляться в путь.

– И не говорите. – Джулия вздохнула, давая понять, что уже устала намекать на это.

Родриго сел за руль и завел двигатель. Мотор «крайслера» довольно заурчал, и машина рванула с места.

– А вы впервые в Гонолулу, насколько я понял? – спросил Родриго.

– Да. Все никак не было времени выбраться в гости к Монике.

– Уверен, Гавайи покорят ваше сердце. – Родриго сделал небольшую паузу. – Возможно, не только они. Быть может, лакомый кусочек достанется и мне.

Джулия вспыхнула, но сочла за лучшее не накалять обстановку.

– Все гавайцы такие наглецы? – беззаботным тоном осведомилась она, расправляя на коленях платье.

– Наглецы? – удивленно спросил Родриго. – Нет, что вы. Лично я не знаю ни одного. Вам, видимо, не повезло с носильщиком?

Джулия ошалело посмотрела на него.

– Вы и в самом деле не поняли, что я говорю о вас?

– Обо мне? – еще более удивленным тоном спросил Родриго. – Мне показалось, что мы говорим о каких-то гавайских наглецах.

– Феноменально! – воскликнула Джулия.

– А вот это уже обо мне, – подтвердил Родриго с довольной ухмылкой.

– Вы невыносимы, – сказала Джулия лишь потому, что не знала, что сказать вообще.

– Точно. Меня никогда никто не выносил. Даже из бара после нескольких бутылок рома мне удавалось выйти самостоятельно.

Джулия пыталась сдержать улыбку, но уголки губ сами тянулись вверх.

– А почему бы нам немного не прокатиться по городу? – предложил Родриго. – Составите представление о местности, где будете жить в течение нескольких дней.

– Да, но… но нас ждет Моника. – Джулии и в самом деле хотелось немного ознакомиться с Гонолулу. Вместе с тем у нее не было ни малейшего желания лишний раз волновать подругу.

– Пустяки. Это не займет много времени. Мы сделаем небольшой круг по центральной части города и поедем домой. К тому же Моника с девочками, возможно, еще и не вернулась с праздника.

– Ну раз так… – неуверенно промямлила Джулия.

– Если Монике не понравится моя затея – а я в этом очень сомневаюсь, – то скажете ей, что я вас похитил и силой вынудил сделать круг почета по старому центру.

Джулия улыбнулась. Все-таки этот гаваец чертовски обаятелен и остроумен. Монике невероятно повезло с мужем, подумала она. Хотя, с другой стороны, ей не позавидуешь. Сколько женщин наверняка тайно вздыхают по Энрике!

Мужчина, сидевший на переднем сиденье, казался Джулии воплощением демона, спустившегося на землю, чтобы сбить ее с пути истинного. И в то же время он был неотразим! Сил на сопротивление его чарам у Джулии не осталось. Ей хотелось лишь одного: чтобы этот гаваец подарил ей несколько дней любви, счастья и свободы. Свободы от всех запретов, свободы от прежних отношений, свободы от себя самой…

Однако здравый смысл, преданность подруге, моральные принципы, привитые родителями и глубоко укоренившиеся за многие годы самовоспитания и самоограничения, сразу же выросли непроницаемой стеной между ней и мужем Моники. Джулия никогда… да, никогда не пойдет на такое! Она вовсе не являлась невинной овечкой, жертвой чужих интриг. Ее нельзя назвать ангелом небесным, не ведающим о том, какие пороки свойственны роду людскому. Она далеко не безгрешна, и дело не только в Поле. Джулия, конечно, корила себя за то, что поддерживала связь с женатым мужчиной. С другой стороны, не она вела двойную жизнь, не ей приходилось лгать законной супруге и не она ежедневно клялась покончить с этим двусмысленным положением как можно скорее.

Джулия любила Пола, а его жена Элен оставалась для нее лишь незнакомой женщиной, ничем не отличавшейся от миллиона других, ежедневно встречаемых Джулией на улице.

Порой Джулия удивлялась, почему она вовсе не ревнует Пола к жене. Даже после того, как Элен родила сына, Джулия не задумывалась о том, как Лео был зачат. Сознание нарочно вытесняло неприятные мысли, хотя где-то в тайниках души Джулия не могла не ощущать какую-то червоточину, разрушавшую ее некогда гармоничную, цельную натуру.

Моника – совсем другое дело. Джулия помнила подругу с тех самых пор, когда они только начали говорить. Ни одно воспоминание детства не обходилось без шалуньи Моники. Это она была инициатором всех проказ, забав и отчаянных поступков, за которые на правах соучастницы доставалось и Джулии. Конечно, родители девочек знали о том, что заводилой была вовсе не тихая, ласковая Джулия, а озорная и непоседливая Моника, и тем не менее предпочитали не ссорить подружек из-за разницы в наказаниях.