– Расскажите мне всё, – сказала она.

Джорджина быстро кивнула:

– Конечно. В первый раз я увидела её совсем ребёнком. Родителей не было дома, няня уснула, и я впервые вышла за забор. Мама и папа не позволяли мне этого делать, гулять одной мне разрешалось только в саду. Из сада был виден этот дом, тот самый, «Чёрные пороги», как вы знаете. Мне хотелось посмотреть. Ужасно хотелось. Наверное, если так можно выразиться, это превратилось в манию. Я не психиатр и не знаю, могут ли быть мании у такой маленькой девочки, но, тем не менее, – она покачала головой и бросила взгляд на дымящуюся сигарету в руке Дафны. – Миссис Крейд, можно… можно мне тоже сигарету? Мне всегда хотелось курить. Мне казалось это невероятно красивым – курить изящно, как… как Марлен Дитрих, например. Но всякий раз я думала, что это будет смешно выглядеть в исполнении такой замухрышки, как я.

– Вы не замухрышка, Джорджина, – Дафна протянула ей пачку сигарет. – Берите, конечно.

– Спасибо, – Джорджина взяла сигарету и, прикурив от зажигалки Дафны, глубоко затянулась и выпустила дым через ноздри. Дафна подумала, что, должно быть, она научилась этому в Лондоне. – Так вот, в тот самый день я, воспользовавшись отсутствием родителей и тем, что моя няня миссис Уэлш любила пропустить стаканчик-другой, когда моих родителей не было дома (она думала, что я не замечаю, но я видела, хоть и была совсем крохой), и после очередной порции любимого виски уснула, вышла за забор и пошла к этому самому дому. Не просто пошла, миссис Крейд, – я побежала. Ноги будто сами несли меня к нему.

– Джорджина, вы… вы в итоге вошли туда? – с ужасом в голосе спросила Дафна.

– Да. Да, я вошла. Дверь не была заперта, хотя снаружи и казалась будто бы забитой наглухо. Но когда я её толкнула, она тут же поддалась. И я вошла. Там было темно. Несмотря на то, что был день, там всё равно было темно, – она посмотрела Дафне в глаза и сильно, почти до боли, сжала её руку. – Там всегда темно, миссис Крейд.

Дафна погладила её пальцы.

– Что было дальше, Джорджина? – спросила она.

– Дальше… на меня выскочила собака. Небольшая, при жизни она, должно быть, была какой-то некрупной породы. Так вот, эта собака была… она была мёртвая, миссис Крейд, я поняла это тотчас, как только её увидела, хоть и была совсем крохой. Вначале она была как призрак, затем превратилась в скелет, с костей которого свисали куски полусгнившего мяса… Она подошла ко мне и уставилась, и я ужасно испугалась. Я хотела выбежать прочь, но дверь не открывалась, и я начала кричать… И тут появилась она.

– Девочка?

– Да. Она будто материализовалась из ниоткуда. «Шерри, перестань», – сказала она собаке, и собака отошла от меня и села у её ног.

– Шерри… – тихо произнесла Дафна. – Спаниель Шерри, ну конечно…

– Кто-то уже говорил с вами об этом? – Джорджина встрепенулась.

– Да. Элисон Арчибальд. Не пугайтесь, Джорджина.

– Простите. Мисс Арчибальд прекрасный человек, я рада, что вы познакомились.

– Продолжайте.

– Конечно. Она отозвала собаку и посмотрела на меня. В отличие от собаки, её я не боялась. Она стала говорить со мной, я уже не помню, о чём. Я понимала, что она призрак, что она мёртвая, – не знаю, как, но понимала. Говорят, у детей бывает невероятная интуиция, наверное, это был тот случай. Я помню только, что она спросила, как меня зовут, а я ответила. Своего имени она не назвала и никогда не называла. Она часто приходила потом, и всякий раз, когда я пыталась узнать, как её зовут, она говорила, что у неё украли имя.

– Она говорила что-то более конкретное?

– Вначале нет. Иногда она пропадала надолго, а затем появлялась снова. Она стучала мне по стеклу, так же, как и вам. Я росла, а она нет. С того самого случая, когда я ужасно испугалась мёртвую собаку, у меня стали дрожать руки, но я её не винила. Я знала, что она очень несчастна. Когда я стала постарше, она сказала мне, что не может упокоиться, потому что жив её убийца. Я спросила, кто он, но она не ответила. Когда погибли мои родители, я осталась на попечении тёти Клэр. Я ужасно боялась её приезда сюда, но тётя ничего подозрительного не замечала, и я решила, что девочка является только мне. Возможно, потому, что в своё время я сунулась в этот проклятый дом. Именно потому я была уверена, что вам ничего не грозит, миссис Крейд.

– Я понимаю, Джорджина.

– Что она от вас хочет, миссис Крейд?

Дафна тяжело вздохнула и затушила окурок в пепельнице.

– Она просит моей помощи, – ответила она.

– Помощи? Какой именно?

– Она не сказала. Это было в последний раз, когда я её видела… точнее – я её не видела, она писала на запотевшем стекле.

– Мне она тоже иногда писала такие записки, – кивнула Джорджина. – Когда не хотела являться сама. Знаете, со временем я уже так привыкла к ней, что она не вызывала совершенно никакого страха. Мне было очень жаль её. Но она очень изменилась с приездом миссис Вудмэн.

Дафна нахмурилась.

– Вы сказали «миссис Вудмэн», Джорджина? – переспросила она.

– Да. Миссис Корделия Вудмэн. Та самая, с которой вы подружились, вы мне писали.

– Корделия сказала мне, что живёт там уже десять лет, – Дафна взглянула Джорджине в глаза и закурила новую сигарету.

Джорджина покачала головой.

– Миссис Вудмэн, должно быть, что-то перепутала, или вы неправильно поняли, – сказала она. – Дом, в котором она живёт, и правда был куплен ею около десяти лет тому назад, но миссис Вудмэн в нём не жила. Насколько я помню из её рассказов, она жила за границей.

– Вот оно как, – задумчиво произнесла Дафна, размышляя, что могло заставить Корделию соврать ей.

Или, быть может, она и правда поняла неправильно?

– Так что же случилось после её приезда? – спросила она вслух.

Джорджина покачала головой:

– Она будто спятила. В смысле, девочка, – она горько усмехнулась. – Моя маленькая мёртвая подруга… единственная в своём роде, ведь друзей у меня никогда не было. Она будто спятила, да. Стала являться ко мне каждый божий день, ругала, говорила, чтобы я с ней не общалась… в смысле, с миссис Вудмэн. Я пыталась спрашивать, почему ей так не нравится моя новая соседка, но она ответила, что не может сказать. К тому времени я похоронила тётю и стала подумывать о том, чтобы перебраться в Англию… я давно этого хотела, это была моя