Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как ни сложно было в это поверить, но всё же нельзя было полностью исключать вероятности того, что Лиза решила отомстить фирме. Комиссар предположил саботаж работы ДИНЫ, — возможно за допущенными ею вчера ошибками действительно скрывалось чьё-то злобное намерение. Людгер прикладывал все усилия, чтобы защитить систему от взломов извне, а Лиза была талантливой программисткой и обладала инсайдерской информацией. Кроме этого, у неё были и чисто технические навыки, с помощью которых она могла фальсифицировать данные пропускного устройства. Людгер впустил бы её в офис вчера вечером без лишних раздумий.
Но убивать из мести за увольнение? Спустя три месяца? Никого иного, как Людгера, который до последнего отказывался верить в виновность Лизы и принял её сторону? Нет, логики в этом мало.
Сколько бы Марк ни ломал голову, он так и не смог вообразить себе причины, объясняющей убийство Людгера. Смысла в этом не было…
В дверь позвонили. Марк встал, обрадованный внезапным пробуждением из летаргии. В его сердце проснулась надежда. Может быть, Юлия вернулась и сейчас извинится перед ним? Но у Юлии был ключ.
Он замер, осознав, что за дверью может быть только полиция. Комиссар Унгер отпустил его с условием, что тот будет в его распоряжении. И вот он пришёл, чтобы теперь забрать.
Убийца наверняка фальсифицировал ещё какие-то улики и тем самым загнал Марка в угол — полиции не остаётся ничего иного, как арестовать его. Он осознал, что адвокат не в силах будет ему помочь, после того как Марк попадёт в жернова правосудия. На чьей совести ни висела бы смерть Людгера, это был матёрый и изощрённый садист. Он непременно добьётся своего — Марка осудят и упрячут за решётку минимум лет на десять. Тяжелее мысли о тюрьме было только осознание того, что убийца останется на свободе и не понесёт наказания за смерть Людгера. Нельзя дать этому беззаконию случиться!
В дверь снова позвонили. Что же делать? Бежать? Полиция, по всей видимости, оцепила и гараж, и сад. Далеко не убежишь.
Он медленно нажал на дверную ручку.
Глава 11
г. Гамбург, р-н Хафенсити,
четверг, 11:45
— Господин Эрлинг, согласно показаниям ваших коллег, вы были последним, кто вчера в двадцать часов тридцать минут оставался в офисе вместе с Людгером Хамахером, — начал допрос Дреек.
Унгеру его тон показался слишком напористым для допроса этого молодого, с мягкими, почти девичьими чертами лица и пышными светлыми волосами человека, который сидел напротив него за столом переговоров в конференц-зале и являлся свидетелем, а не подозреваемым. По крайней мере пока.
— Во сколько вы ушли из офиса?
Райнер Эрлинг положил карандаш параллельно блокноту. Он избегал взгляда полицейского. Казалось, разговор был ему крайне неприятен. Он что-то утаивал?
— Вы поняли мой вопрос?
Эрлинг кивнул. Он пошевелил губами, как если бы говорил сам с собой, но не проронил ни слова.
— Значит ли это, что вы поняли вопрос? Снова кивок.
— Тогда почему вы не отвечаете?
— Господин Эрлинг, я напоминаю, что вы являетесь свидетелем в расследовании убийства.
Дверь конференц-зала открылась, и Мэри Андресен просунула голову внутрь.
— Я же просил… — произнёс Унгер. Но Андресен его перебила.
— Мне необходимо срочно кое-что сказать вам, господин комиссар.
Он кивнул и вышел к ней.
— Вам, очевидно, покажется странным поведение Райнера Эрлинга, — сказала она. — Может быть, он будет вести себя подозрительно.
Унгер кивнул.
— Я ручаюсь, что его поведение не имеет отношения к произошедшему. Райнер сильно опечален смертью Людгера. Он был очень к нему привязан. В ситуации стресса у него особенно отчётливо проявляется синдром Аспергера.
— Что-что?
— Синдром Аспергера. Врождённое расстройство поведения. Можно сказать, мягкая форма аутизма.
«Аспи» — так они себя называют — испытывают некоторые трудности в общении с другими людьми. Им неприятен личный контакт.
— Вы хотите сказать, он — душевнобольной? Андресен гневно на него посмотрела.
— Он может быть, каким угодно, только не «душевнобольным», как вы выразились. Он — самый талантливый программист в нашей команде, если не в целом мире. Остальные ему в подмётки не годятся. Он пишет код в четыре раза быстрее, чем любой другой программист, и практически без ошибок. Да, он испытывает сложности при общении с другими людьми. Однако мы все его любим.
Она красиво провела рукой по своим рыжим волосам.
— Я всего лишь хотела попросить вас не очень на него давить.
Унгер кивнул.
— Как вам кажется, он мог убить Хамахера? Ведь он был последним, кто видел Хамахера живым, не считая убийцы.
Мэри Андресен насупилась. Её лицо напомнило Унгеру старый фильм о Пеппи Длинныйчулок, который он видел в детстве. Она смотрела на него так, словно он был грабителем, и она вот-вот отдаст приказ сторожевой собаке разорвать его на клочки.
— Я считаю, это полностью исключено! — сказала она. — Райнер любил Людгера. Он был одним из немногих, кому Райнер раскрывался и кому он доверял. Людгер разглядел талант Райнера, привёл его сюда в D.I. и всячески его поддерживал.
— Спасибо за информацию, — сказал главный комиссар и улыбнулся.
Ему не хотелось, чтобы Андресен на него сердилась.
Она улыбнулась в ответ. Ему показалось, или в её зелёных глазах мелькнул огонёк? Он спешно развернулся и зашёл в конференц-зал.
— …в последний раз, господин Эрлинг, — произнёс Дреек в момент, когда вошёл Унгер.
Эрлинг сидел и сосредоточенно смотрел на стол.
На столе аккуратным квадратом лежали кусочки сахара, которые он вынимал из сахарницы и раскладывал перед собой.
— Если вы продолжите молчать, я отвезу вас в участок и там.
— Заканчивайте на этом, господин Дреек, — перебил его Унгер. — На сегодня хватит. Господин Эрлинг, вы можете идти.
Дреек посмотрел на Унгера с растерянностью:
— Но шеф, я…
Унгер бросил на него взгляд, говоривший о бесполезности пререканий. Эрлинг встал, взял блокнот, карандаш и с поникшей головой вышел из конференц-зала.
— Что это значит, шеф? — спросил его Дреек, когда они остались одни. — Я почти расколол его. А тут возвращаетесь вы и…
— Никого ты не